Смутные картины всплыли в голове Морару: горная дорога, трясущаяся машина, ненавязчивая музыка, запах сигарет и каких-то лекарств. Его куда-то везли, за рулем был странного вида пожилой человек с обеспокоенным лицом, который все время что-то рассказывал.
– Марк, – имя само всплыло у него в голове. – Его зовут Марк.
Но кто он такой, этот Марк? Тут его взгляд снова упал на книжную полку. Внимание Морару привлекла одна книга, чем-то неуловимо выделяющаяся среди прочих. Он взял ее в руки и прочел вслух:
– Матей Морару. Хребет апостола.
Его имя. Его книга. Его черно-белая фотография на глянцевом обороте. Морару раскрыл книгу, пролистал несколько страниц, нашел выходные данные.
– 2020 год. Издательство Марка Фишмана.
Еще один кусок головоломки встал на свое место.
– Конечно, – выдохнул он.
Матей Морару, 38 лет, относительно известный писатель. А пожилой человек с обеспокоенным лицом, везущий его сюда – это сам Марк Фишман, глава издательства и давний друг его покойного отца. Но почему он, Морару, здесь оказался?
– Вы жаловались, что боитесь спать, потому что вам снятся кошмары, – повторил он слова Анастасии.
Морару подошел к полкам с одеждой, выбрал серый пижамный комплект, который идеально сливался с аскетичной обстановкой палаты. У кровати он заметил пару мягких тапочек, тоже серых, обулся и вышел за дверь. Как там говорила Настя: справа – кабинет, слева – ванная? Он приоткрыл левую дверь и заглянул внутрь. Действительно, ванная. Нашарив рукой выключатель, Морару включил свет. Белоснежный кафель, унитаз в углу, раковина, зеркало с подсветкой, просторная ванна и вмонтированная в стену душевая кабина. На крючках, как в гостинице, заботливо развешены свежие полотенца, стеклянные полки заставлены тюбиками, флакончиками и какими-то банками.
«Видимо, ты сильно заботишься о своей внешности. А еще тебя не считают потенциальным самоубийцей, иначе бы дверь ванной была заперта на ключ». Решив, что этого достаточно для объяснения самого наличия в психиатрической палате собственной ванной, Морару выключил свет и заглянул за вторую дверь.
– Охренеть.
Это была не комната, а целая студия. В центре стоял черный письменный стол с разложенными на нем бумагами и прочей канцелярией. Над столом вздымалась спинка дорогого кожаного кресла; в дальнем углу возвышались колонки какой-то невиданной аудиосистемы, рядом с ней аккуратной стопкой были сложены диски и грампластинки; слева от стола вдоль стены тянулась барная стойка с таким количеством бутылок и стаканов, будто тут недавно проходила грандиозная попойка. Вот только стул за стойкой стоял один-единственный. Справа располагалось шикарное панорамное окно, цельный кусок непробиваемого стекла, из которого открывался уже знакомый вид на бесконечную лесную даль.