Мацудзаки, вернувшись с реки, разбирал снасти на веранде. В воздухе витал удушливый запах только что пойманной молодой аю. И тут появилась Урако.
– Деньги вспотели! – сказала она, возвращаясь.
– Господин Мацудзаки, можно купить на эти деньги сэмбэй?
Из-за этого сомнения она так и не дошла до лавки с солеными рисовыми крекерами, развернувшись на полпути.
Мацудзаки округлил глаза и посмотрел на лицо Урако. Высокий, с горбинкой нос. Щеки, округлые, точно выточенные, с ямочками по бокам. Полные, ярко-красные губы. И под дугами бровей – черные глаза, смотревшие в никуда, словно в тумане. Высокая прическа в стиле такасимада, кимоно из меланжевого шелка – и ни тени смущения. Мацудзаки опустил взгляд на ее ладонь. В округлом бугорке мясистой части руки, классическом и юном, как холмы Рима, монета уже почти просохла.
Мацудзаки невольно схватил Урако за запястье. Потом снова поднял глаза на ее лицо. В этот момент на его лице явственно отразилось волнение, будто изнутри разрывавшее кожу.
– Можно купить на эти деньги сэмбэй?
Лицо Мацудзаки выразило решимость. Он вздохнул и поцеловал прелестную ладонь Урако.
– Можно. Конечно можно. Давай я пойду с тобой. И отныне буду ходить с тобой за покупками всегда.
Этой осенью Мацудзаки женился на Урако и уехал с ней на рудник в Тохоку.
Эта история случилась в те времена, когда были в ходу крупные, добротные на вид серебряные монеты в одну иену.
С самого детства я почему-то очень любила мосты. Перейти с одного берега на другой по искусственному сооружению – эта простая человеческая утилитарность, должно быть, будоражила моё детское любопытство. Но если бы дело было только в этом, мне хватило бы любой обуви, чтобы просто перейти по нему. Однако у меня был свой ритуал. На любом мосту я должна была ткнуть носок новых хиёри-гэта (деревянных сандалий для хорошей погоды) в доски, чтобы раздался звук «кон», а затем опустить пятку – «карари».
Кон… карари.
Если мне удавалось пройти от одного конца моста до другого, сохраняя этот ритм, я чувствовала глубочайшее удовлетворение и радостно подпрыгивала на месте. Мама говорила: «Это у неё такая причуда, лучше дайте ей делать, как она хочет. А то, если запретить, эта „зараза“ засядет внутри и сделает хуже» – и часто покупала мне новые хиёри-гэта. Обычно с красно-желтыми ремешками.