Но когда он посмотрел на своё отражение, он увидел не только разрушение, но и решимость. Выбор довериться физической реальности над цифровой ложью был первым настоящим решением, которое он принял за годы. И пока вирусная сущность продолжала свою атаку на экранах вокруг него, показывая всё новые версии предательства и манипуляции, он чувствовал, как что-то внутри него укрепляется – хрупкая, но растущая вера в то, что реальность, какой бы болезненной она ни была, предпочтительнее даже самой совершенной лжи.
Глава 4. Мост из Предательства
Квартира Алекса погрузилась в неестественную тишину, нарушаемую лишь монотонным гудением вентиляторов охлаждения и едва слышным треском разряжающихся конденсаторов. Серое предутреннее свечение просачивалось сквозь загрязненные окна, окрашивая захламленное пространство в болезненные оттенки увядания. Алекс сидел в своем потрепанном кресле, пальцы судорожно сжимали подлокотники, пока он наблюдал за мерцающими голограммами своих искаженных творений, словно за агонией умирающих богов.
Резкий звук дверного замка заставил его вздрогнуть. В проеме появилась Эмма, неся потертую кожаную сумку, набитую неузнаваемыми приборами и кабелями, напоминающими технологические внутренности какого-то киборга. Ее волосы, когда-то струящиеся медным каскадом, теперь были острижены почти по-мужски коротко, проседь у висков выдавала преждевременное старение. Тонкие морщинки вокруг глаз говорили о бессонных ночах, проведенных за анализом данных и построением алгоритмов.
Она двигалась через его жилище с осторожной решимостью хирурга, изучающего операционное поле, ее острый взгляд скользил по накопившимся свидетельствам его изоляции. Башни из пустых инъекторов стимуляторов соседствовали с горами упаковок от синтетической пищи, а вездесущее свечение множественных ВР-интерфейсов создавало призрачную иллюминацию, подобную свету от экранов в морге.
«Выглядишь ужасно,» произнесла она, устанавливая свое оборудование на единственную свободную поверхность – угол стола, очищенный от электронного мусора. Ее голос нес в себе нотку, которую он не мог определить: была ли это забота или клиническая оценка состояния пациента.
«А ты выглядишь так, словно живешь в реальном мире,» ответил он, намереваясь оскорбить, но услышав в собственном голосе отчаянное одиночество, которое пожирало его последние три года.