У очага, где к ночи в караване
Забыли пыль, и всех трудов гранит,
На лучшем месте, как предтечи ране,
Поэт, в роскошном царственном тюрбане,
Просторы, и дорогу к ним хранит.
И во дворцах, где таинством фонтаны
Купели полнят мраморных твердынь,
Слезой поэту воздают султаны, —
Что чудится: снуют через барханы
Гиены, и ревут цари пустынь.
И повествует он, поборник слова,
Иной раз в рифму, если та придёт,
То, что бахши перепевали снова,
О призрачных морях, рвах змеелова,
И как семь раз ходил в морской поход.
Всегда в рассказ введёт хитросплетенье,
Смертельный бой, коварство тёмных сил,
Но из любой петли есть избавленье,
Наверное, – Всевышнего веленье,
Чтобы герой до старости дожил.
Атоллы, там где грёза возгорится,
Оберегает море от господ,
Но разуму и делу покорится
Первейшего, в ком время ободрится,
Чей план ни власть, ни случай не сорвёт.
И острова бывают, без навета,
Кошмарные, что и не передать,
И хоть века расспрашивай поэта,
Он сам, в осколках сновидений это,
Быть может, и сумел бы увидать.
Вот первый остров, щедрый и зелёный,
Китом уснувшим оказался вдруг,
И кто, не веря слухам, впечатлённый,
Глазам поверил, – рухнул изумлённый
В пучину, и в мучений новых круг.
Не знает часа смерти тварь живая,
Неведомо когда задушит тьма,
Мы погибаем, сетуя, страдая,
И нам надежда дорога любая,
Так как спасение – она сама.
Иной пустяк, невидимый порою,
Явиться может чудом в час невзгод,
Когда команда гибла под волною,