– Ну, что, попался казак, вот теперь ты меня вечность словно конь носить станешь, и не слезу я с твоей шеи пока ты дух свой не испустишь.
Цокнул, гикнул, проклятый чёрт, и уже мчится наш казак, будто осёдланный жеребец, сквозь лес и поля бескрайние и остановится не может, а бес на шее его усами словно поводьями правит.
– А ну-ка, конь мой ретивый, скачи в пекло немедленно, пусть мои бесовские братья увидят какую я шутку отмочил.
В раз они очутились в пекле, а там шум гам, веселье бесовское, плач и стоны тысяч душ загубленных.
– Ну а теперь неси меня под облака, к самим высоким зорям.
Цокнул, гикнул, и вот они уже под самими облаками, того и гляди до царства небесного доскачут.
Не осталось сил у Тараса Голопупенко, взмолился он к чёрту:
– Отпусти ты меня окаянный, Христом богом прошу, нет сил моих более, что хочешь проси всё выполню для тебя.
– Ну коли всё выполнишь, тогда слушай сюда, приведи мне на чертомлын душу христианскую, да не абы какую, а кума твоего, побрательничка, вот тогда и квиты будем, а не приведёшь, завтра к утру и преставишься, и душа твоя на век со мной останется.
Вышел Голопупенко из мельницы, глядь, а уже и звёзды на небе стухли, того и гляди петухи начнут честной народ будить, да колокола к заутренней зазвенят, разгоняя всякую нечисть. Делать нечего, пошёл казак обратно в корчму, заливать своё горе, там то его и нашёл побрательничек закадычный, кум Грицько Омелый.
– Здорово дневали, кум, Тарас, чего буйную голову повесил, аль горилка недоброжена или жиды опять обсчитали?
– Да какой там, беда похлеще панского оброка приключилась, – тут и поведал Тарас своему куму Грицьку повесть о хитром бесе и ночных похождениях.
– Ох и дурья же твоя башка, кум, мало тебя дед да тятька берёзовой кашей в детстве подчивали23, ох мало! Где это видано, что бы с первым встречным поперечным в шинок идти, да ещё и спор держать, али забыл, что золотом дорога к адовым вратам вымощена. Но не журись, найдём мы управу на этого беса, чай и не таких управляли, и с этой напастью с Божьей помощью совладаем.
Вот, как стало вечереть, девки да парубки в гурты кучковаться затеяли, где песни, где присказки пошли по ветру гулять, да с вечерней службы поздние богомольцы возвернулись, народ у лучин за общим столом сел вечерять, так два наши кума при полном вооружении вышли чёрта полевать. Как раз к ночи к дверям проклятой мельницы и добрались. Перекрестились, зажгли лампу на бараньем жиру, да и переступили порог. Голопупенко кивнул в сторону малой двери, там, мол, чёрта и сыщешь. Грицько отставил лампу, достал своего засапожного доброго ножа, распахнул дверь и что было сил вогнал булатный клинок в притолоку. С поросячьим криком и воем под ноги ему тут же свалился давешний бес, а надо отметить, что во все времена кованное в честном пламени железо на нечисть не хуже серебра действует, тут и пошла потеха молодецкая: Грицько Омелый ногой наступил на самый бесовский хвост, да так прищемил кованным сапогом, что из-под подошвы дым пошёл будто гуся соломой опаливают, левой же рукой своей ухватил нечистое отродье за рог, а с правой, что есть сил давай охаживать бесовские бока и спину плетёной сыромятной кожи волчаткой, ох и визгу было, Тарас Голопупенко аж присел и уши руками закрыл, а куму хоть бы хны, знай себе выхаживает беса.