– Да, помнят, помнят руки солдатские подвиги ратные, не забыли, вновь спасли от клинка!
Солгал Черепан мужичку и о подвигах ратных – не было их в жизни его фронтовой. В начале войны мобилизованный выпускник средней школы Борька Черепан по протекции дяди – старшего майора НКВД15 – попал в Особый отдел16 стрелковой дивизии. Служил, работая с бумагами да участвуя на подхвате в допросах дезертиров, истово. Зимой 1942-го отсиделся в тылу на ускоренных офицерских курсах, летом под Сталинградом рвением великим отличился в отрядах заградительных17. В 1943-м, как погнали немца на запад, под пули, вычищая зоны прифронтовые от диверсантов, не лез – берёг себя для жизни мирной, счастливой, и к началу 1945-го (не без помощи дядюшки) был уже старшим лейтенантом СМЕРШа18. После войны дядя пристроил племянника в ГРУ. В 1951-м окончил Черепан (заочно, без отрыва от службы) юрфак МГУ, получил заветную корочку, по протекции тестя-генерала стал слушателем Военной академии имени Фрунзе, а дальше – по накатанной карьерной колее.
А мужичок доверчивый, слушая трёп черепановский, млел, со всхлипами частил в ответ что-то про Днепр, переправу, плацдарм, рукопашную в окопах немецких…
Слушал Черепан вполуха, сочувственно вздыхал, поддакивал (пришлось и про ногу спросить, как же без «участия сердечного»? ), осторожно наводил разговор на главное, ради чего малолеток покалечил: есть ли у знакомца нового в округе лежбище надёжное?
Ударил осколок мужичка (Черепан сразу стал звать его по-свойски – Петровичем) в бедро в конце войны в Восточной Пруссии, ну да это так, деталь несущественная. Главное, оказался Петрович тем, кто был нужен Черепану – сторожем в пионерском лагере «Орлёнок», легко согласившимся дать беглому полковнику («Брату-фронтовику»! ) пристанище.
«Талант оперативный не пропьёшь – верно я мужичка просчитал! – хвалил себя Черепан, „исповедально признаваясь новому другу“ в бегстве от „стервы, язвы и житейской суеты“. – Три, нет, четыре недели отсидки – и спасительный бросок на юг, в Персию! Оттуда – за океан, к хозяйчикам! А главное – к счёту банковскому с долларами трудовыми!» Мысль ядовитую, что «трудовые» те недалеки от сребреников библейских, Черепан зло прихлопнул стаканом с «фронтовыми», поднесённым («За знакомство»! ) мужичком-аргусом.