Яромир почувствовал неожиданный прилив гордости. Его имя – необычное, досталось от деда-историка, часто вызывало вопросы или усмешки. Здесь же оно звучало как пароль, открывающий дверь в нечто важное, настоящее.
– Да, – согласился он, жуя тёплый хлеб. – Дед настаивал. Говорил, имя должно нести смысл. – Он помолчал, разглядывая ближайшую к нему куклу – с длинными нитями-волосами цвета спелой ржи. – А вы… вы здесь давно живёте? Один?
Емельян махнул рукой, словно отгоняя муху.
– Давно ли, недавно ли… Время тут течёт иначе. Лес, тишина, своё хозяйство. Чего ещё старику надо? – Он подлил Яромиру молока. – Была семья… Давно. Разъехались, почили уже. Остались далёкие… – Он кивнул в сторону кукол. – Да они. Мои берегини. Пока они тут – дом стоит, порядок держится.
Яромир, оглядывая кукол, спросил:
– Вы так глубоко в традициях… А как же современный мир? Интернет, телефоны? Здесь же, наверное, даже связь не ловит.
Емельян Родович усмехнулся, негромко и как-то по-особенному – не свысока, но с лёгкой снисходительностью человека, знающего цену вещам.
– Ловит, парень, ловит. Иной раз зайдёшь на бугорок – и все полоски нарисуются, и пятый этот… джи. Смартфоны видел, телевизоры с картинкой, как в окне. Знаю я про ваш суетной мир. – Он махнул рукой в сторону, где, по его мнению, должен был быть город. – Шум, гул, беготня. Информация – рекой, да вся пустая, шелуха. Как тот гул в ушах после грозы, только не проходит.
Он подошёл к керосиновой лампе, стоявшей на полке рядом с очередным оберегом – куклой с пучком зверобоя, и поправил фитиль. Пламя вспыхнуло ровнее, отбрасывая тёплый круг света на тёмные брёвна стены.
– Вот она, моя «киросинка». Тепло даёт, светит, не гудит. И пахнет… по-настоящему. А печь… – Он похлопал ладонью по прогретой глазури изразцов. – Тут и жар, и пища, и душа дома. Всё в одном. Просто. Надёжно. Без лишних проводов и кнопок, что сломаться могут в самый ненужный момент. – Он посмотрел прямо на Яромира, и в его светлом взгляде не было ностальгии по прошлому, а было убеждённое предпочтение настоящего.
– Я не в былым живу, Яромир. Я в том, что настоящее. В том, что кормит, греет, защищает без лишней суеты и зависимости от чужих розеток. Ваши телефоны – баловство. Удобно? Может, и да. А нужно ли для жизни душевной? – Он покачал головой. – Шум от них в голове стоит. А тут… – Старик замолчал, дав Яромиру вновь ощутить ту самую, звенящую, наполненную лишь треском поленьев и собственным дыханием, тишину. – Тут слышно себя. И землю. И предков. Вот что важно.