Я жива. Я дышу. Я – Марта. Эти слова, как спасательный круг, всплыли в её разуме, но не принесли утешения. Где я? Что со мной случилось? Память ускользала, как разорванное полотно, где куски ткани рвутся и уносятся ветром, отказываясь сшиваться в единое целое. Последнее, что мелькнуло в сером мареве её сознания, – пустота. Ни лиц, ни мест, ни событий – только холод, проникающий в кости, и слабый запах чего-то горелого, ускользающий, как дым. Она пыталась ухватить обрывки, но они растворялись, оставляя лишь ощущение потери, будто кто-то вырвал страницы из книги её жизни.
Звуки вокруг становились отчётливее, пробиваясь сквозь пелену её восприятия. Голоса – женский и мужской, профессиональные, с ноткой отстранённого равнодушия, как у людей, привыкших к страданиям других:
– …стабильна…
– …наблюдение продолжить…
– …ещё не пришла в себя…
Шаги эхом отдавались по кафельному полу, шорох ткани – возможно, кто-то поправлял одеяло или перекладывал инструменты – смешивался с приглушённым писком приборов, напоминающим слабый крик далекой птицы. В воздухе витал стерильный запах антисептика, смешанный с лёгкой металлической ноткой, как будто кто-то оставил открытой банку с ржавыми гвоздями. Осторожно, как во сне, где любой резкий звук может спугнуть хрупкую иллюзию, Марта попыталась открыть глаза. Свет ламп, висящих над ней, резанул зрачки, словно острый нож, и зрение затянула мутная плёнка, через которую она могла различить лишь белый потолок и слепящий блеск, исходящий от неоновых панелей. Моргнуть было тяжело – веки казались высеченными из камня, и каждый раз, когда она пыталась их приподнять, мышцы протестующе ныли.
– Очнулась.
Голос женщины, близкий, ровный, с едва уловимым оттенком ожидания. Над ней склонилось лицо – сначала размытое, как отражение в мутной воде, затем постепенно обретающее чёткость. Доктор Елена Кравец, женщина средних лет, с бледной кожей и серыми глазами, в которых сквозила смесь усталости и профессионального спокойствия. Её белый халат был слегка помят, а на планшете в руках мигали голографические графики, отбрасывающие слабый голубоватый свет на её лицо.
– Марта, – произнесла она, голос безэмоциональный, но с лёгким напряжением, как будто она ждала чего-то важного. – Вы меня слышите?
Марта. Её имя. Оно звучало знакомо, как старый мотив, который она когда-то напевала, но теперь оно казалось отстранённым, словно принадлежало кому-то другому – тени, оставленной в прошлом. Она попыталась ответить, но из горла вырвался лишь слабый хрип, похожий на шелест сухих листьев под ветром. Губы не слушались, язык казался чужим, и она ощутила, как слюна собирается во рту, но не может вытечь.