* * *
Ничего не менялось в нашем маленьком заброшенном мире, пока не наступил конец лета. Неумолимый, как приговор. Через несколько недель, нам предстояло разъехаться. Разлететься, как пух одуванчика, по разным уголкам края, в города, в институты, на работу. Нас ждали другие жизни, другие заботы. Наше временное царство рушилось, посредством отмены самоизоляции и концом пандемии, которую мы провели невероятно хорошо.
Праздные, беззаботные месяцы, прожитые в ритме дня и ночи, труда и гулянок, подходили к своему величественному, немного грустному финалу. И вскоре нам предстояло покинуть это ветхое, но такое родное место – место, где происходили наши бурные, веселые сборища, бесконечные разговоры обо всем на свете – о несбыточных планах, о сложностях жизни, о загадках любви, о смысле бытия под треск дров в костре на берегу озера или на крыльце того самого домика в центре села.
Очередная встреча в большой компании, казалось бы, такая же, как десятки предыдущих – шумная, дымная, наполненная смехом и спорами – вдруг стала для меня особенно желанной, почти сакральной. Последние вечера нашего общего мира. Теперь её, ту самую женщину, которую я полюбил не в момент слабости или тоски, а в час своего внутреннего триумфа, в час обретения силы, я видел иначе. Она была уже не прихотливым наваждением, не объектом желания. Она стала музой. Источником вдохновения. И вдохновение, что рождалось от одного её взгляда, от прикосновения её руки, толкало меня на мысли о подвигах, достойных древнегреческих эпосов – о свершениях ради нее, о покорении вершин, о победах. Она моя Афродита. Она меня погубит. Но как выразить это словами? Как рассказать о буре внутри простыми фразами? Слова казались жалкими, пустыми ракушками на берегу океана чувств.
Дни ускользали, как вода сквозь пальцы – стремительно, неостановимо, оставляя лишь ощущение влаги и пустоты. А с ними утекало, растворялось в прошлом всё, что было в них – смех, споры, тихие разговоры у костра, молчаливое понимание взглядом. Прошлое методично выдувало из памяти лица, голоса, детали, как осенний ветер выдувает сухой песок с плит старого, заброшенного бульвара, обнажая холодный камень.
Но моя память, моя упрямая, цепкая память, была исключением. Она сопротивлялась этому ветру забвения. Я помнил. Помнил не только крупицы, обрывки – я помнил каждый штрих, каждую деталь тех дней. Каждый дрожащий жест ее руки, когда она поправляла волосы. Каждую интонацию в ее голосе. Каждое слово, упавшее между строк разговора, каждую паузу, наполненную смыслом. Я не восстанавливал утраченное фантазией, не приукрашивал, как это делают иные, создавая удобные иллюзии. Реальность, жестокая и прекрасная, оставалась при мне – цельной. Потому что чувства не стирались. Они въедались в самую плоть, в душу, как самый стойкий, дорогой парфюм на коже после бессонной ночи – его нельзя смыть, он становится частью тебя. Я носил на себе этот аромат – аромат жажды, страсти, силы, желания, любви – и с каждым днём, с приближением разлуки, он становился только крепче, насыщеннее, как крепчает огонь в закрытом камине, когда подбрасывают сухих дров.