Но, знаете ли, есть ночи. Особенно темные, ветреные ночи, когда тишина становится громкой, а тени – слишком живыми. В такие ночи мне кажется, что за мной теперь действительно наблюдают. Те самые невидимые зрители с арены, одобрительно взиравшие на мою ярость. Они здесь. В отражении в черного окна. И пусть рассудок, цепляясь за остатки логики, шепчет, что это лишь игра света, лишь тень фонаря, качающегося на ветру, лишь легкий порыв ветра, что касается шторы, заставляя ее колыхаться, – что-то глубоко внутри меня, в самых потаенных глубинах инстинкта, знает: не все так просто. Иногда, в эти же ночи, я слышу странные звуки – не голоса, нет.
Эти звуки нечленораздельные, но их интонация, их ритм пугающе, до мурашек, напоминают рев боевого горна, зовущий в атаку, или далекий рокот толпы на стадионе гладиаторов. Тогда я громко смеюсь, нарочито громко, наливаю чай в чашку до краев и говорю себе, глядя в пустоту: «Нервы шалят!» А потом, невольно, ловлю себя на том, что в зеркале, мое отражение улыбается чуть шире, чем я. И в глазах его – не мои мысли. Его зеленоглазый взгляд пронзительный, смотрящий будто бы прямо в душу, заставляет нутро дрогнуть. Я прямо физически вижу в этом лице только половину себя, один глаз более добрый чем второй. Другая часть лица выглядит злее.
Я все еще не понял, как этим управлять. Поворачивать голову определенной стороной к собеседнику? Или просто прятать лицо, чтобы мои смутные, добрые намерения не спутали со злыми? Эмоции путаются на этом лице, каверкая истинные чувства. А может, их и вовсе нет – лишь набор функций, подражающих человеческому отклику.
И зеркало… Оно стало моим проклятием. Заглядываю в него – и вижу лицо, которое лишь приблизительно мое. Это несоответствие ледяной волной пробегает по спине. Я пытаюсь воспроизвести улыбку осознанно, но отражение упрямо: левый угол рта вздернут выше, обнажая чуть больше зубов, создавая гримасу, балансирующую между приветливостью и насмешкой. Чье это лицо? Мое ли? Или маска, приросшая к коже, живущая по своим законам, где левая сторона отстает, не успевая за намерением, а правая – уже давно переиграла его? Я вновь и вновь касаюсь кончиками пальцев уголков губ, словно могу выровнять невидимые нити, управляющие этой мимической куклой. Истинные чувства? Они теряются где-то в этой щели, между асимметричными линиями улыбки, которую я не могу контролировать.