– Харон, что это было?
– Зафиксирована аномалия неустановленной природы. Все системы функционируют в пределах нормы.
– Это не ответ.
– Это единственный ответ, который я могу предоставить при текущих данных.
Остальные капсулы начали оживать. Первой открылась номер три – медицинский офицер Елена Воронова выбиралась наружу с грацией кошки, которую окунули в ледяную воду. Тридцать восемь лет, преждевременная седина в каштановых волосах, собранных в практичный хвост. Острые скулы и внимательные серые глаза выдавали в ней уроженку северных колоний.
Она постояла несколько секунд, держась за край капсулы, давая телу время вспомнить, что такое гравитация. Медицинский гель стекал с её комбинезона крупными каплями, оставляя на полу липкие лужицы. Профессиональным движением Елена проверила пульс на запястье, потом направилась к медицинской консоли – чуть покачиваясь, но уверенно.
– Протокол экстренного? – Её голос звучал на удивление чётко для человека, только что вышедшего из крио-сна. – Что стряслось, Командор?
Командор – так его называла только она. Остальные предпочитали "Шеф" или "Кэп".
– Док, мёртвая станция ожила, – коротко пояснил Волков. – Двести лет молчания, и вдруг "Омега".
Елена присвистнула, проверяя показатели на медицинской консоли.
– Все жизненные функции в норме, но… – она нахмурилась. – Странно. У всех повышенная активность в префронтальной коре. Как будто вы все видели очень яркие сны.
– Кошмары, – поправил голос из капсулы номер два.
Максим Семёнов, пилот первого класса, выполз наружу с выражением человека, готового кого-нибудь придушить. Невысокий, жилистый, с вечной трёхдневной щетиной и татуировкой на предплечье – координаты Земли. Тридцать четыре года, из которых пятнадцать провёл в космосе.
– Какого хрена, Шеф? – простонал он, вытирая гель полотенцем. – По графику мы должны были дрыхнуть ещё три месяца.
– Сигнал "Омега" отменяет все графики, Моряк, – ответил Волков. Моряк – прозвище Максима со времён службы на орбитальных буксирах.
– "Омега"? – Максим выругался по-марсиански. – Да кто вообще помнит эти допотопные протоколы?
– Видимо, станция "Мнемо… – Игорь Лебедев запнулся на полуслове, выбираясь из капсулы номер пять. – Господи, неужели та самая "Мнемозина"?
Специалист по коммуникациям выглядел как типичный "технарь" – худощавый, очкастый, с длинными пальцами пианиста. Тридцать один год, вундеркинд, закончивший Марсианский Технологический в девятнадцать. На "Персефоне" его звали просто Герц – коротко, ёмко, и вполне соответствовало его нервной натуре.