Красиво, трогательно – настоящий жест примирения! Осман, не раздумывая, улыбнулся гостям, поднял кубок… Уже почти коснулся губ – и тут…
– СТОЙ, БЕЙИМ! —, будто раскат грома, пронёсся голос Бамсы-бейрека. Богатырская рука перехватила кубок в шаге от опасности.
Пир замер. Инструменты будто выронили музыка. Девушка вздрогнула так, что поднос едва не упал, а в глазах её не было смирения, только смертельный ужас.
– Что ты творишь, Бамсы?! – строго, чуть раздражённо бросил Осман.
– Прости меня, бейим, – гулко ответил Бамсы, не отводя взгляда от служанки. – Но её gözler (гёзлер – глаза)… Один страх, не уважение.
Он ловко, без суеты, выхватил кинжал с серебряным лезвием и аккуратно опустил кончик в чашу с шербетом. Достаточно было секунды – когда он вынул клинок, все увидели черную, как уголь, метку на серебре.
– Zehir (зехир – яд)… – прошептал кто-то в толпе.
Девушка – белая как простыня – осела на колени, зашлась в истерическом крике. Стража тут же бросилась к ней, цепкие руки сомкнулись на плечах… Первая атака Скорпиона захлебнулась прямо на глазах у всех.
Город, который только начал дышать спокойно, вновь вспомнил – опасность рядом. И даже самые красивые чаши могут таить смерть.
Нить, ведущая во тьму
Допрос девушки шёл под глухой шёпот дождя за стенами крепости. Она вся тряслась – в мокром платье, с опухшими от слёз глазами, больше похожая на ребёнка, чем на преступницу.
– Я не хотела… клянусь Аллахом и Христа ради, не хотела,– захлёбываясь, всхлипывала она.– Он ворвался в наш дом ночью – в чёрном плаще, с закрытым лицом!.. Мой брат, он маленький ещё… он приставил нож прямо к его горлу. Сказал: если я не вынесу кубок… всю семью вырежет, как скот!
Она тряслась, то и дело пытаясь украдкой вытереть слёзы рукавом.
– Я не знаю, кто он был! Лица не видела, он говорил странно… как-то, будто бы язык у него шипел, – девушка всхлипнула ещё раз.
Осман наклонился, голос его был не грозен, а почти кроток:
– Вспомни любую мелочь. Любой звук. Запах. Движение. Всё, что можешь, kızım (кызы́м – дочка).
Девушка вслушалась в себя, закрыла глаза, словно снова там, в мрачной комнате:
– Он… всё время щёлкал языком. Вот так… – она издала странный, резкий, цокающий звук,– как у ящерицы. А ещё… мешочек с ядом пах не как наши травы… а чем-то резким, чужим. Как будто лавка с восточными пряностями!