Она пыталась с ним заговорить – вечером, когда он вернулся.
– Пап, ты не выглядишь хорошо.
– Спасибо.
– Нет, я серьёзно. Ты как будто…
– Как будто что?
Он смотрел на неё с непонятным выражением. В его глазах было что-то… тусклое. Как будто он смотрел сквозь неё. А потом просто встал и ушёл в ванную. Там он просидел полчаса. Вода текла, но Эмили не слышала, чтобы он что-то делал – ни душа, ни звука бритвы.
Даже Джош заметил.
– Папа странный, – сказал он вечером.
– Что значит странный?
– Он меня не поцеловал на ночь.
– Может, просто устал.
– А мама не дала мне витаминки.
Эмили нахмурилась. Раньше мать была почти навязчивой в заботе. Контроль, внимание, трогать лоб, проверять уши, заливать в рот сироп даже без температуры.
А теперь – будто забывает.
Ближе к полуночи Эмили спустилась в кухню – попить воды. Свет не включала. Любила идти в полумраке, когда весь дом будто усыпал, и можно было остаться наедине с собой.
Но на кухне стояла мать. Просто стояла у раковины. С опущенной головой. Свет с улицы пробивался сквозь щель в занавеске, падая ей на лицо – и лицо было необычное. Пустое. Восковое. Эмили застыла. Мэри не двигалась.
– Мам?
Мать вздрогнула. Медленно повернула голову. Лицо было бледным, губы сухими, как будто потрескались.
– Эми?
– Ты чего?
– Не могла уснуть. Подумала… воды попить.
Голос был тихим. Почти мёртвым.
– А я вот как раз… – Эмили замялась, почувствовав странную дрожь в пальцах. – Я тоже воды хотела.
Мать кивнула. Снова отвернулась.
Эмили открыла шкаф, достала стакан, медленно налила воду. Когда она краем глаза взглянула на мать – та уже не стояла у раковины. Будто растворилась. В своей комнате Эмили ещё долго не могла уснуть. Сидела на кровати, слушала дом.
Шорохи были. Очень лёгкие. Не громкие. Как будто кто-то ходит босиком. Или тянет что-то по полу. Один раз ей показалось, что мама прошептала её имя, через дверь, как-то искаженно. Но она не была уверена.
Она не боялась. Пока. Она просто впервые почувствовала себя чужой в собственном доме. И это было страшнее.