Но вот в чём была особенность Джоша: его энергия была нескончаемой, как и его любознательность. Он задавал вопросы, не дождавшись ответа на предыдущие, спорил, предлагал свои идеи, воображал невозможное. Это был тот мальчик, который мог представить, что в старом сарае живёт дракон, а в погребе – замороженный морж, готовый вырваться на свободу. В его мире не было границ. Он не знал, что такое уныние или страх. Его мир был как нескончаемая игра, где всегда было место для новой игрушки, нового приключения, нового смеха.
Но несмотря на это, за его детским весельем скрывалась какая-то тревога, которую никто не хотел замечать. Он был слишком ярким на фоне того, что происходило вокруг. Все его игры, весь его смех стали контрастировать с тем, что происходило в доме. Джош стал тем, кто сохранял хоть какое-то человеческое тепло в этом заброшенном месте. Но когда тишина снова опускалась, его смех исчезал, и дом погружался в ту же бесконечную пустоту.
Дом Лестеров был переполнен этим запахом – смесью сырости и затхлого воздуха, который, казалось, проникал в каждую щель, каждую трещину в стенах. Он не был обременён чем-то столь явным, как запах гнили или плесени, но в нём чувствовалась некая тяжесть. Влажные стены, старая штукатурка, деревянные полы, которые скрипели и прогибались под тяжестью шагов – всё это вместе составляло нечто более неуловимое и зловещее. Запах, который пронизывал дом, был словно старое воспоминание, которое стало частью самой структуры здания.
Сначала ты не замечаешь его. Он был так органично вплетён в ткань обыденности, что становился неотделимой частью атмосферы. Вечерами, когда окна были закрыты, а дом погружался в сумерки, влажный воздух, заполненный этой горечью, застилал всё вокруг, словно плёнка. Было неуютно, но терпимо. Он казался нормой, частью привычного фона, которого не осознаёшь, пока не выйдешь на улицу, не вдохнёшь свежего воздуха, не почувствуешь разницу.
Но однажды, в тот момент, когда ты возвращаешься домой после долгого дня, этот запах снова настигает тебя. И тогда он вдруг кажется абсолютно чуждым, как если бы ты вернулся в пустой, давно заброшенный мир. Он не был жутким сам по себе, но в сочетании с мраком, который всегда царил в доме, он становился мрачной вуалью, скрывающей что-то большее. Возможно, это было то, что всё время висело в воздухе, невыразимое и тревожное. Дом никогда не был светлым или радостным, и этот запах служил напоминанием, что что-то было не так, что сам дом был тяжёлым, словно хранил в себе многолетнюю печаль и скрытые страхи.