– Я не…
Он словно не слышал ее:
– На какой руке?
– На левой руке, на левой! Точно. С той стороны, что ближе ко мне. Он лежал головой против течения.
Пеллетье вскочил со скамьи, громко окликая Франсуа, распахнул дверь. Алаис бросилась за ним, потрясенная явным испугом отца:
– Что случилось? Скажи мне, ну пожалуйста. Какая разница, правая рука или левая?
– Немедленно приготовь лошадей, Франсуа. Моего гнедого мерина, серую для госпожи и еще одного для тебя.
Франсуа был непроницаем, как всегда:
– Слушаюсь, мессире. Далеко едем?
– Только до реки. – Пеллетье поторопил слугу взмахом руки. – Быстро, и принеси мой меч. И чистый плащ для госпожи Алаис. Мы будем ждать тебя у колодца.
Как только Франсуа удалился за пределы слышимости, Алаис бросилась к отцу. Но тот отказывался встретиться с ней взглядом. Вместо этого он прошел к бочонку и нетвердой рукой налил себе вина. Густая красная жидкость перелилась через край глиняной чашки и растеклась по полу.
– Paire, – упрашивала Алаис, – скажи, что случилось? Зачем тебе ехать на реку? Разве это твое дело? Пусть Франсуа едет, я скажу ему куда.
– Ты не понимаешь.
– Так объясни, чтобы я поняла. Можешь мне довериться.
– Я должен сам увидеть тело. Убедиться…
– В чем убедиться? – с готовностью подхватила Алаис.
– Нет, нет, – повторил Пеллетье, качая седой головой. – Тебе нельзя… – Его голос сорвался.
– Но…
Кастелян вскинул руку, разом овладев собой:
– Хватит, Алаис. Тебе придется проводить меня. Я предпочел бы избавить тебя от этого, но не могу. У меня нет выбора. – Он сунул ей в руку чашку. – Выпей, вино подкрепит тебя, придаст тебе храбрости.
– Я не боюсь, – возразила Алаис, обиженная, что отец принял ее уговоры за проявление трусости. – Я не боюсь смотреть на мертвых. Тогда я просто от неожиданности так сорвалась. – Она замялась. – Однако, умоляю тебя, мессире, сказать мне, что…
– Хватит! – рявкнул на нее Пеллетье.
Алаис отшатнулась, как от удара.
– Прости, – тут же спохватился он, – я нынче не в себе. – Он протянул руку и погладил дочь по щеке. – Какой отец мог бы пожелать более любящей, преданной дочери?
– Тогда почему ты мне не доверяешь?
Он помедлил, и на минуту Алаис поверила, что убедила отца. Но его лицо снова замкнулось.
– Ты только покажешь мне место, – проговорил он бесцветным голосом. – Прочее оставь мне.