Сколько я пробыл в этот раз без сознания, одному Богу известно.
Может час, а может и всего пару минут. Опять привиделся Яшка, снова
белый и снова весь светящийся, куда-то отчаянно спешащий. Попытался
было его окликнуть, но тот только отмахнулся: «Некогда мне
Дмитрич,» - обронил он на бегу: «Работы по горло. Тем более, что
хранить тебя пока не от кого, а хоронить ещё вроде как рано. Так
что ты сам там управишься, чай не впервой».
Придя в сознание, я первым делом почувствовал, что произошли
какие то изменения в моём, совсем недавно, безнадёжном положении. И
стало оно уже не таким и безнадёжным.
Оказывается, взрывная волна помогла нижней плите, придавившей
меня, сползти вниз по склону, и теперь я был всего лишь слегка
припорошен рыхлой кладбищенской землёй, которую быстро скинул с
себя и как полупомешанный выполз на поверхность.
Сразу же споткнулся о тело одного из румын, из тех, что
застрелили Мустафу. Этот не подавал уже признаков жизни. Граната
ему явно пошла на пользу. Второй румын ещё дёргался в судорогах.
Пришлось помочь этой твари успокоиться при помощи его же карабина,
который я, от всего сердца, вогнал ему в пузо чуть ли не до самого
затвора. И это его, похоже, немного успокоило. Больше и этот гад не
дёргался.

Создать карусель
Наш малыш Мустафа, весь какой-то внезапно повзрослевший, строгий
и удивительно спокойный, лежал на спине почти как живой, хотя
огромное кровавое пятно на груди доказывало обратное.
Пуля похоже была разрывная, и не оставила ему ни малейших шансов
на жизнь.
Лёгкий ветерок ворошил его чернявые кудри, и было такое чувство,
что это его, так почитаемый им при жизни Аллах, нежно трепал пацана
по волосам, перед тем как поселить в свои самые лучшие Небесные
Обители.
Стиснув зубы, я одним движением трясущихся растопыренных пальцев
закрыл его остекленевшие глаза.
Невольно пришла на ум, недавно услышанная от Яшки фраза: «Ибо
нет больше той любви, как если кто положит душу свою за дрУги
своя».
На негнущихся, но подкашивающихся ногах, я медленно двинулся
дальше. И тут же наткнулся на пулемётное гнездо Вернигоры. Вернее
на то место где оно когда то находилось. Оно было всё искромсано и
почти что полностью засыпано, а о том, что главстаршина там же и
остался, приняв геройскую смерть, свидетельствовали лишь ноги, в
ботинках 52 размера, торчащие из земли наружу.