Дойдя до имени Хозе Сончеса, Дик на мгновение замешкался,
взглядом нашел заглавную букву «Д» в имени эдона Диого и заглавную
«Б» в начале предложения «Буду весьма признателен...» Легко
улыбнулся – и бестрепетной рукой вписал в текст свое имя.
Узор чужого почерка завершился размашистым «Манвел ду
Венчуэрра», в котором даже сам «король без короны» признал бы
собственную подпись.
– Изумительно, – выдохнул Отец.
Бенц отложил перо:
– Пусть чернила просохнут... Мой дед, смотритель
городского книгохранилища, хотя и считал книгопечатание величайшим
изобретением человечества, все же сокрушался об исчезновении
трепетного, благоговейного отношения к книге...
Голос капитана стал хрипловатым, слова потекли неспешно,
сплетаясь в длинные, витиеватые фразы: Дик явно подражал дедовской
манере речи.
– В хранилище было богатое собрание рукописных книг, и дед
порой заставлял меня их переписывать, дабы я полнее осознал их
глубинную мудрость, а заодно проникся величием труда переписчика.
Проникнуться мне толком не удалось, а вот копировать почерки я от
скуки научился неплохо.
Он поднялся из-за стола и с удовольствием потянулся.
– Сейчас отправлюсь с этой бумагой к эдону Диого.
– Мару с собой возьмите, сударь, – посоветовал погонщик. –
Пусть приглядит, чтоб вам не всучили хворых или старых
лескатов.
– Корабль предназначен для ду Венчуэрры, такому поди
всучи...
– Древний философ Юстас Эфросский сказал некогда: «Деньги,
дружба и осторожность не бывают лишними».
Дик хотел ответить другой древней мудростью: слишком осторожная
лиса сдохнет с голоду в норе. Но не вспомнил с ходу, кто изрек эти
слова, а потому ответил небрежно:
– Ты прав, поглядеть надо. Но к чему лишний раз
подставлять Мару? Я ведь и сам чувствую лескатов.
Пастушка вскинула голову, приосанилась:
– Вы, капитан, их не чувствуете! Вы ловите кое-какие их
мыслишки! Ну, еще приказывать им умеете. А вот я одного только
чувства голода различаю с десяток оттенков. А беспокойство – оно и
вовсе разное, смотря из-за чего. Я усталость или болезнь различу
раньше, чем сама тварюшка! Вы, сударь, небось, и не знаете, что у
каждого леската – свои привычки, свой норов!
– Привычки? – удивился Бенц. – Норов? В трюме-то?
– Вот! Для вас лескат – туша такая, чтоб раздувалась да
корабль тащила! А они такие славные! Привязываются друг к другу, а
когда один умирает, другие болеют и плохо едят. Они любопытные, они
ловят чувства людей – у одних это выходит лучше, у других хуже.
Одним тащить корабль – вроде игры, а другие ради еды стараются. А
когда их выпускают в море, они так веселятся...