Сколько я проспал, о том мне неведомо до сих пор. Так сладко
очевидно только после расстрела и спится. По крайней мере, ни «до»,
ни «после», мне так не удавалось расслабиться. Проснулся, когда
солнце уже вовсю взошло, и вокруг яростно щебетали птички.
Кряхтя выполз из своего шалаша и понял, что с рукой моей
простреленной дела плохи. Видать пока в той гниющей яме валялся,
какую-то гадость всё же подцепил инфекционную. Рука неимоверно
распухла, посинела и страшно дёргала.
Встретившая меня повариха Настя, та что всегда плакала, пока
моего Николку отчитывала, приветливо улыбнулась и весело
протараторила: «Ну наконец то проснулся – пожарник, а то мы уже
было подумали, что помер ты там».
- Ну не совсем конечно помер, но где-то на грани этого, -
пробурчал я, показывая свою распухшую руку.
- Ох ты ж Боженька же мой, как же тебя разнесло, - пробормотала
с ужасом Настя и всплеснула руками.
- Врача бы мне, боюсь как бы гангрена не началась.
- Дык и где ж его радёмого в этом диком лесу взять то?
- Ну кто-то же вас лечит здесь?
- Ну да. Бывает, что и лечимся. Лекарей у нас тут двое: одна –
колдунья Тоська, та с помощью нечистой силы и заговоров всяких
лечит. Второй лекарь – поп, батюшка Василий. Тот лечит травками,
мазями да молитвой. Ну тебе, как коммунисту конечно же к Тоське
надо. Без веры в Бога поп тот тебя точно не вылечит. Но только имей
ввиду, что после Тоськиного «волшебного врачевания», черти тебя
потом будут весь остаток твоей жизни по ночам на свои шабаши за уши
таскать.
- А нет ли у вас простого доктора, обыкновенного эскулапа.
Служителя Гиппократа - так сказать? Что бы чисто лечил, а не мОзги
компостировал?
- Такая есть – докториха, но она у военных, наверху, на яйле.
Туда пока ты со своей рукой доберёшься, так и без обеих ног
останешься. Там у них всё по-взрослому. Все подступы заминированы,
муха не пролетит.
- Спасибо на добром слове. Буду думать как решить эту проблему –
сказал я, и пошёл к ручью, немного освежиться.
Тут навстречу мне выскочил некий взъерошенный, белёсый зверёк, в
котором я с трудом узнал своего напарника Николку. Он был настолько
стерилен, что совсем утратил свой имидж кровожадного рубаки-парня,
и охотника на рыжих, и других: серо-буро-малиновых фрицев.
- Дядько Митяй! – радостно взвизгнул он, но увидев мою синюю,
распухшую руку, осёкся, и скороговоркой пропищал: «Тебе надо срочно
к батюшке Василию, он тебя обязательно вылечит».