– Блин, русалки! – выплюнул
Костя.
– Смотрите, девочки, – крикнула
черноволосая красавица, – еще молодцы пожаловали!
Она присвистнула, и из зарослей
выскочили новые русалки. И где только прятались?
– Пошли вон! – гаркнул Богдан, и
нерадивые духи задрожали. Похоже, сила голоса действовала и на них.
Парни, почти захлебнувшиеся водой, очнулись и полезли на берег.
Отплевывались, опустили головы, стараясь ни на кого не
смотреть.
– Ну полно, дружок, – булькнуло из
воды. На поверхности показался старик с волосами и бородой из тины,
руками лягушки и чешуей по всему телу. – Поигрались девицы,
всего-то.
– Я это не контролирую, – пожал
плечами Богдан.
– Ой ли? – водяной склонил голову на
бок. – Разве не учат нынешних молодцев перед тем, как залезть в
чужой водоем, повиниться перед его обитателями? Девушки у вас
разумнее. В следующий раз будьте осторожнее. И проведите обряд,
иначе не пустим в озеро!
И пропал. Затем действие голоса
окончилось, русалки нырнули под воду, напуганные.
– Ты знал? – спросил у Кости
Рубенштейн Ираклий, темный шатен с глазами цвета чайной заварки.
Петербуржец в энном поколении, из важной колдовской семьи, по сути,
главной в городе. Да, еще более важная птица, чем Попов.
– Что они будут здесь, нет, – ответил
Костя. И Ксюша ничего не сказала, интриганка! – Стоило догадаться.
Спасибо, дедуля, удружил.
– Ладно, – Стас потер виски. Какой-то
насыщенный первый день у них. – Давайте быстро окунемся и пойдем
спать.
На том и порешили.
****
В дверь квартиры московской
многоэтажки учтиво, но настойчиво постучали. Посреди осенней спящей
ночи стук казался оглушающим. Марья Людвиговна, восьмидесятилетняя
пенсионерка, с профессионализмом шпиона пробралась к дверному
глазку. На лестничной клетке стояли двое мужчин в кашемировых
пальто, в костюмах-тройках под ними и начищенных до блеска дорогих
туфлях. У одного глаза казались огненными, у другого губы пересекал
глубокий шрам.
Марья Людвиговна перекрестилась и
поспешно вернулась в спальню. Женщина не могла понять, что ее
напугало. Никогда не страдающая сердцем, она принялась измерять
давление.
Тем временем дверь приоткрылась.
Любовь Фридриховна выглянула и передернулась. Молча посторонилась и
пропустила поздних гостей в квартиру.
– Как приятно знать, что воспитание
еще в почете, – сказал Огненноглазый, следуя за хозяйкой в кухню. –
Последние тридцать лет мир только деградирует.