– Опять же вода какая темная, – подробно разъяснял
Мореход. – И прилив высокий. Быстрый и очень высокий. Ветром
в бухту воду нагоняет. Поэтому корабли и становятся на
крепкие швартовы. Тут одним якорем не обойдешься. И зыбь
вовсю...
Кэссин покорно вздохнул: сам он под страхом смертной казни
не разобрался бы, что такое рябь, а что – зыбь. Но Мореходу
видней. Раз он сказал, что зыбь, значит, так и есть.
Гвоздь шагал рядом, с непонятным удовольствием вслушиваясь в
речь Морехода.
– Скорее всего, шторм стороной пройдет, – продолжал
рассуждать Мореход, – хотя наверняка сказать трудно. Если
мимо пройдет, тогда у нас вечером работы будет навалом.
Сейчас кораблей нет, потому как их шторм задерживает. Пока
они из него выберутся... ну, а если к вечеру и здесь
заштормит, тогда, ясное дело, никто ничего разгружать не
будет.
– Я так и понял, что штормит сегодня, – заметил Гвоздь, и
Мореход одарил его уважительным взглядом: ничего не скажешь,
понимающий человек этот Гвоздь.
– Еще в Крысильне? – не поверил Кэссин.
– Салага ты, – пренебрежительно протянул Мореход. – Когда
это мы столько рыбы приносили, да еще так быстро? Перед
штормом рыба к песчаной косе сбивается. А штормяга
здоровенный, столько ее сегодня там было – в уме помрачиться
можно. Хоть голыми руками из воды выбирай.
Только теперь Кэссин понял, отчего богатый улов привел Гвоздя в
столь скверное расположение духа.
– Так выходит, ты и правда знал! – воскликнул Кэссин.
– Ясное дело, – ответил Гвоздь не оборачиваясь. – Если бы
я надеялся, что у нас сегодня работа будет, я бы Баржу за
такие дела вовсе бы прибил на месте. Считай, повезло
дармоеду. А так никто по нас особо не страдает. Вот только
покажемся в порту, сгоняем разок-другой куда пошлют, а там
видно будет.
Гвоздь оказался прав. Сгонять разок-другой действительно
пришлось, но после того, как последний грузчик с хрустом
вгрызся в принесенное расторопным побегайцем яблоко, стало
ясно, что другой работы на сегодня нет и не предвидится. На
всякий случай побегайцы не стали расходиться, а пристроились
в проходе между складами с тем расчетом, чтобы не терять из
виду ни моря, ни причал, ни грузчиков. Место для вынужденного
отдыха Гвоздь выбрал не без умысла: не только побегайцы могли
видеть все, как на ладони, но и их самих нельзя было не
заметить. Любой грузчик, решивший скрасить ожидание корабля
закуской, а то и выпивкой, мог не сходя с места махнуть рукой
любому пацану из тех, что с таким уютом разместились на куче
старых ящиков.