– Давай, Помело, – распорядился Гвоздь, устремив взор куда-то за
линию горизонта. – Заснул, что ли?
Побегайцы, уже было совсем расположившиеся на отдых,
задвигались нестройно и радостно. Обычно Помело метет языком
только по вечерам, перед сном, и то недолго. Не успеешь
заслушаться толком, а неумолимый Гвоздь уже обрывает
рассказчика, и Крысильня неохотно отрывается от захватывающей
дух истории. Нет худа без добра – хотя надвигающийся шторм и
лишил побегайцев заслуженного приработка, зато уж они смогут
насладиться всевозможными байками в полную сласть: времени до
вечера вон еще сколько!
– Рассказывают, – неспешно начал Кэссин, обведя слушателей
долгим взглядом, – что один великий воин...
Через три часа Кэссин изнемогал. Ему ни разу еще не
приходилось рассказывать подолгу, без умолку, без малейшего
отдыха. У него всегда было в запасе время от одного вечера до
другого – припомнить читанную или слышанную когда-то историю,
а то и придумать свою, склеив ее наскоро из обрывков других,
не менее захватывающих повествований. На сей раз особо
раздумывать было некогда: Кэссин был вынужден говорить,
говорить, говорить... Кэссину начало казаться, что во рту у
него не язык, а по меньшей мере весло: внутри не помещается и
двигаться должным образом не хочет. Не только усталость была
тому причиной. Шторм приблизился, и его приближение было
ощутимо даже для неопытного Кэссина. Ветер не усилился –
наоборот, даже вроде утих, – но в воздухе куда сильнее
обычного пахло солью, и этот соленый воздух давил, плотно
облегал кожу. Дышать предштормовым воздухом было трудно. Тем
более тяжело приходилось рассказчику. Но великие воины, тем
не менее, исправно побеждали страшных чудовищ, а великие маги
творили и вовсе умопомрачительные чудеса, хотя у их создателя
и пересохло в глотке.
– Здорово, – сосредоточенно одобрил Гвоздь, не глядя на
Кэссина и вытянув над дорожной пылью босую ногу. Во время
рассказов он ею то и дело взмахивал, безошибочно вылавливая
ее пальцами песчаных прыгунчиков: насекомых наподобие
кузнечика, только раза в два поменьше и куда более прытких.
Кэссин не мог определить, к чему относится одобрение Гвоздя –
к его рассказу или к удачной поимке очередного
прыгунчика.
– Действительно, хорошо, – произнес незнакомый голос. – Я
прямо-таки заслушался.