«Что им, мёдом тут намазано? Пусть
валят в Сибирь куда-нибудь, — говорил про них Туз. (Естественно,
для него Сибирь казалась такой же далёкой, как Марс.) — Наверное,
по старой памяти сюда собрались. Раньше народ в столицы тянулся,
вот и они припёрлись».
«Ну, нет», — подумал тогда
Сашка.
Не по старой и не по памяти. А
просто человек ищет, где лучше. Как и он сам.
Про попытки оборвышей прорваться
через мост, тоннель и вплавь можно было написать целую эпопею.
Страшную для обеих сторон. Оборвыши дохли сотнями. Тонули. Погибали
от пуль. Попадали в руки патрулей и принимали мученическую смерть в
подвалах. Но всё равно лезли. И когда дорывались до той стороны, то
резали, не щадя никого. Это и заставляло обычных питерцев терпеть
Кауфмана с Михайловым, несмотря на все их закидоны и проделки их
наёмников. Чувствовали, что в одной лодке. Даже если эта лодка
дырявая.
Заступники, блин.
Даже через старую канализацию и
тоннели метро пробирались чужаки, хотя те стерегло отдельное
подразделение «тоннельных крыс», которое подчинялось обоим магнатам
и оплачивалось ими вскладчину. «Крыс» и «коты», и «еноты»
презирали. Говорили, что это те же оборвыши, но решившие сменить
сторону. Ещё говорили, что это потомки бывших работников метро.
Дальше базар плавно перешёл на
«стрелки» с «енотами»… Хотя серьёзных разборок давно не
бывало. Вот до установления власти дуумвирата, судя по тому, что
рассказывал раньше Саше учёный отшельник Денисов, тут было жёстче.
Ещё когда город только заселили после того, как спал уровень воды,
тут была зона анархии. Как и везде. Но здешняя анархия была с
местной спецификой. С каким-то изяществом и декадансом. А потом
пришли магнаты, мелких авторитетов истребили. И начали
«промышленную» утилизацию свежих трупов в котельных и на дне Залива
— корюшку приманивать. А может, и ещё другими способами. Жуткие
легенды о пирожках с зубами и пальцами живы до сих пор.
Вдруг Младший услышал какие-то
слова. Рифмованные. Его ухо такое всегда выделяло.
«Ночь, улица, фонарь, аптека,
бессмысленный и тусклый свет…» — тихо напевал, не обращая внимания
на ор и шум, длиннорукий бармен, помощник Абрамыча по кличке
Студент, протирая стаканы, кружки и тарелки. И если в других местах
половина посуды была со щербатыми краями, то здесь всё было
подобрано одно к одному.