— Любви не существует, — чётко
произнёс он.
— Точно, — в её глазах мелькнуло
что-то похожее на понимание. — Иначе мы не докатились бы до
этого.
Она выше, постарше и чуть полнее
Анжелы, личико было бы хорошеньким, если бы не тонна макияжа. В
городе производили простенькую косметику. А ещё некоторые на свой
страх и риск «реанимировали», отмачивали засохшие довоенные
средства для макияжа. Но даже за этой намалёванной маской она была
милой, хотя и потасканной, потрёпанной жизнью.
— Может, я и трус. А ты пессимистка,
— вырвалось у него, хоть Саша и понимал, что глупо сейчас метать
бисер. — С каких это щей меня грохнут?
— Писи… что? Не знаю такого слова.
Но болтают, что… всех людей Михайлова зароют до первого снега. Как
озимые. Так все говорят. Бригадир не шутит.
— Кирпич? Кирпича твоего скоро
повесят. Будет он как дорожный знак. На столбе.
— Глупый. Ну, кто может повесить
Кирпича? У бригадира целая армия. А повесят одного Кирпича — сразу
новый появится. И упадёт на голову кому надо.
Вот это да. Вот это новости. Может,
она и дура. Может, и выдумывает. Надо сказать корешам. Но если он
перескажет этот разговор, её изобьют и отдадут Электрику. А там
сначала будут бить током, потом пытать паяльником, потом уже почти
бесчувственное тело по кругу пустят. Там любой заговорит, даже если
ничего не знает. Ну а то, что останется, вздёрнут на фонаре.
Видимо, у неё был какой-то зуб на власти города и наёмников… что
неудивительно. Нет, он никому не скажет. Это не его проблемы. Мало
ли, где она слухов набралась. Старьёвщики в баре постоянно
треплются.
— Ну, так что? Может, передумаешь, —
она опять приоткрыла грудь.
— Нет. Последнее слово.
— Хамло. Разве можно отказывать
женщине?
— Можно. Тебе одиноко и холодно? — с
издёвкой спросил он. — Иди, рядом с печкой посиди.
— Свинья. Да не башляли они мне.
Жмоты. Просто попросили по-хорошему. Я думала, ты нормальный мужик,
а ты… интеллигент вшивый. Да, мне холодно в этой дыре, которую
городом зовут. Культурная, ёпрст, столица.
— Вшивый? Да нету вроде, вывел
давно. В мыслях не было тебя оскорблять. На, погрейся, — он снял
куртку и накинул ей на плечи. — Если холодно.
— Дурак! — она сбросила куртку на
пол. Младший тут же подобрал её и снова надел.
— Ты не первая говоришь, что я
дурак. Ну, всё, я пошёл. Можешь сказать этим охламонам, если что,
что всё прошло в лучшем виде. А вот Анжеле не пытайся свистеть. Она
женским чутьём сразу поймёт, что ты гонишь, и ничего у нас не
было.