— Ну ладно, достал ты меня.
Расскажу, — сдалась женщина. — У меня сын больной. Ребёнок атома. И
мать старая, не ходит. Ради них мне приходится этих ублюдков
терпеть. И тарелки мыть шесть, а иногда семь дней в неделю. Если
хочешь чем-то помочь — помоги.
Она вполне могла врать. Или
приукрашивать. Но это не имело значения.
— Нет, конечно. Не помогу, — ответил
Молчун. — Я же не ангел. И не Волкодав из рода Серых Псов. Но и
вредить не буду. А ты за языком лучше следи. Нет, не в том смысле.
Не болтай лишнего про Кирпича. А то тебя повесят. И твои без тебя
пропадут раньше времени. Тут полицаи наших господ землю роют, ищут
шпионов.
— Так, значит? Ну, если не поможешь,
то иди на хрен. И попробуй только сказать, что я тебя не
обслужила.
Совершенно не стесняясь его, она
ловко поправила и застегнула поношенный бюстгальтер и, фыркнув
брезгливо, ушла.
Молчун вспомнил свой первый раз с
другой девушкой, точнее, женщиной на четыре года его старше, далеко
отсюда, на Урале, и то лёгкое разочарование, которое испытал после.
Та ведь тоже изображала развратность. В том виде, в каком
представляла из книжек, из рассказов старших… про кино и компьютеры
у них в деревне давно забыли. Но фальшь быстро стала очевидной даже
такому неопытному в этих делах щенку, каким был недавно пришедший
из пустошей молодой бродяга. До этого случая ему только однажды
довелось полежать рядом с женщиной, и ничего больше. Вспомнил, как
у Лены была закушена губа, и лицо её выражало: «Я буду терпеть всё,
что ты сделаешь со мной, грязное животное, потому что мне надо,
чтоб ты не ушёл». Как и все девушки, которых он знал, лично в нём
Елена не нуждалась. Но материальные обстоятельства вносили в это
коррективы. Мир был жесток, труд тяжёл, а рабочие руки — всегда
нужны. Даже чуть-чуть кривые. Поэтому Данилов-младший и не
оставался совсем один.
Анжела тоже была не нимфоманка. А уж
про возвышенные чувства… вся её возвышенность обитала в книжках. Он
быстро понял, что тоже нужен ей из прагматических соображений. А уж
каких — тут даже его уровня понимания хватало. Получить
какую-никакую защиту от опасного мира и ресурсы. Не было бы его —
нашелся бы другой. Поэтому она терпела его и позволяла ему хоть
что-то.
Младший шёл по полутёмному коридору
вдоль шелушащихся стен по покрытому выбоинами полу, насвистывая,
изображая безразличие. На самом деле ему, конечно, было хреново.
Его потрясывало, до ломоты, до боли. Чёртовы инстинкты. Хотелось
наброситься на эту дуру, как в тех немецких фильмах про
водопроводчиков. Овладеть ею, как животное, чтобы у неё мышцы потом
болели, будто после десятикилометровой пробежки по пересечённой
местности.