Техники говорили, что энергию некуда
девать. Мол, её не запасёшь, не сохранишь. Вот и оставалось
праздновать на этом пиру. Даже не во время чумы, а после чумы.
Где-то вдалеке поднимался дым
котельных, рыбоперерабатывающих заводов и ещё каких-то магнатских
фабрик. Хотя Денисов говорил, что фабрики те по меркам старого мира
назывались бы мануфактурами, где основные операции выполнялись
вручную, почти без разделения труда. Иногда в цехах среди довоенных
станков стояли сделанные уже после Войны паровые «монстры». Именно
поэтому было так много дыма.
Главной отраслью все-таки была
пищевая. Поэтому солёная рыба в городе была всегда и многих от неё
уже тошнило. Делались и консервы. Непонятно, правда, где брали для
них банки… Младший видел в продаже. Дорого. Хотя иногда можно
позволить себе.
Когда он вернулся в общий зал, радио
молчало. Карины не было. Ушла куда-то в глубину здания. Видимо,
выпьет, раз сейчас не её смена. Обиделась. Типа, её женские чары
поставили под сомнение.
Хотя ей-то что? Врёт она, что
братаны ей не заплатили. Он сам видел, как они перемигивались. А
отрабатывать не пришлось. Профит.
Наёмники набрались за эти
десять-двадцать минут ещё сильнее, но пока не в зюзю. Иначе бы сил
не хватало на членораздельные слова.
Разговаривали снова о чём-то пошлом,
это можно было понять по сальному смеху.
— Да пусть она это умеет, а
борщ я себе сам нах сварю! — прокричал на весь зал Богодул и
стукнул кружкой о столешницу так, что подпрыгнули солонки.
Старшина был циник, матерщинник и
мизантроп, и имел любимое нематерное выражение: «ублюдочная
говняная свинья». Но он не просто повторял известные всем четыре
русских корня. По духу он был сквернослов-виртуоз. И рифмы типа
«сникерс — хуикерс», «баунти — хуяунти» были для него первой
ступенью разбега.
Дальше следовали куда более
заковыристые переделки. Богодул мог любое слово превратить в
матерное: «Строить — хуёрить, делать — хуелать, ходить —
хуедить».
Но и без мата он легко мог обгадить
с ног до головы. «Что ты там прогавкала, свинособака?» — добродушно
переспрашивал он, когда обращался к кому-то младше или слабее.
«Эй ты, обосравшееся, обоссавшееся
быдло, звездуй сюда живо!» — подзывал официанта, разносчика или
торговца на улице.
«Иди соси сосиску, пылесос
недоделанный!» — прогонял настырного попрошайку.