Стало ещё гуще накурено. Мухи и те
уже не летали. Сдохли, видимо. Пахло винными парами и чем-то
горелым.
За окном слышны были хлопки и
раздавались пьяные крики. Кто-то запускал фейерверк. А может,
стрелял из «калаша».
«По вечерам над ресторанами…» —
вспомнил Молчун.
Потом радио включилось снова, но
сменило пластинку — и вместо электронных звуков и иностранных слов
он услышал мелодичный гитарный перебор.
«Баллада о воине дороги» — чуть
хриплым голосом объявил невидимый исполнитель.
Пустынные земли, мертвенный
рассвет...
Где город стоял, там давно его
нет,
— Что за отстой они крутят? —
заглушил песню голос с задних рядов. Похоже, Бык, чьё прозвище
подходило к внешности, хотя и было образовано от фамилии Бычков. —
Где нашенские песни? Про жизнь нормальных пацанов?!
Он был рядовым, ходил в них уже
давно − был разжалован из капралов за какой-то косяк, и Молчуну
казалось, что он ему малость завидует. Но прямых рамсов между ними
не было.
— Пусть играет, — произнёс Младший,
поворачиваясь к нему, — Тебе-то чё? Про твоих пацанов уже все
слыхали.
— А кто ты ваще такой, Саня? Ты
других спросил, а? Нас тут много, и нам другое нравится.
Кто-то хихикнул. Назревал конфликт,
а это они любили. Сами пока ничьей стороны не приняли, но у Быка
была больше группа поддержки — два таких же чугунных лба с
татуировками (куртки они давно сняли), которые сидели с ним, уже
переглядывались.
Пустыня снаружи, пустыня
внутри,
Ты выжил, так просто иди и
смотри.
Один против сотен, один против
всех,
В ушах твоих вечно лишь дьявола
смех.
Но разборки не получилось, даже
словесной.
— Ты, Бычара, не выделывайся. Он нас
сегодня поит и кормит, поэтому послушаем, мужики, — сказал своё
слово Режиссёр, подняв руку. Он был лейтенантом, поэтому имел
больше веса. — А не понравится, выключим.
Суровой зимой тебе виделись
сны,
О мести и том, как дожить до
весны.
И шёл ты, надвинув на лоб
капюшон.
Поскольку ты жив, то ты не
побеждён.
Высокий, с лицом, похожим на морду
зебры, с «арафаткой», повязанной на манер шейного платка, Родион
Вениаминович по прозвищу Режиссёр часто строил из себя эстета. И
иногда любил показать, что ему не чужда высокая культура. Он
говорил, что его семья жила в Питере ещё до войны, и его предком,
мол, был знаменитый дирижёр. Но в устах не очень грамотных «котов»
это слово трансформировалось в «режиссёр». Может, потому, что
лейтенант любил придумывать всякие жестокие наказания для
подчинённых, особенно для новичков, представлявшие собой целые
небольшие спектакли.