Только сейчас Младший увидел, что
полное название гвардии Кауфмана звучало как «Федерация ЕНОТ». По
слухам, ещё одно знамя, даже более крутое, шитое золотом и другими
драгметаллами, хранилось на опорном пункте в их спортивном клубе.
Но туда попасть чужаку не светило. Разве что в качестве пленника,
на котором будут отрабатывать удары, а потом скормят служебным
овчаркам, содержащимся там же в питомнике.
А вот о прежнем назначении здания не
напоминало ничего. Только расположение дверей в коридорах навевало
ассоциации с университетскими аудиториями.
Нанятые декораторы и загнанная
бригада рабов тут хорошо поработала. Ходила легенда, что их кости
тут и замуровали.
В общем, кучеряво живёт господин
Кауфман. Жаль, что походить здесь с экскурсией нельзя. Такого
богатства Александр не видел ещё нигде. Он бывал в музеях… почти
все они были хорошо разграблены… но здесь просто музей музеев,
концентрат и выжимка. Залезть сюда в свободное время был бы рад
любой вор… старого мира. А сейчас всё это хоть и имело цену… но она
была не запредельной и мало для какого покупателя эти вещи из
прошлого имели значение.
И он, Младший, был не вор, а всего
лишь мародёр.
— Быстрее, — пробурчал охранник,
заметив, как гость глазеет по сторонам. — Мажордом ждёт в комнате
для переговоров.
Баратынский принял его не в своём
кабинете — видимо, много чести для такой мелкой сошки, — но и не в
фойе, и на том спасибо. Посмотрим, что это за «комната для
переговоров».
У высоких дубовых дверей с
позолоченными ручками их встретил ещё один охранник в полосатом
костюме, который топорщился на боку от кобуры.
— Сюда, — сказал секьюрити, и
буквально впихнул Сашу в комнату, закрыв за ним дверь.
Это оказался небольшой прямоугольный
зал, вычурно оформленный. На стенах были обои с двуглавыми орлами,
потолок расписан какими-то пышными цветочными орнаментами. Среди
золочёных настенных светильников, похожих на свечи, висели картины,
все в одном стиле, изображающие дородных господ в кафтанах,
сюртуках, ризах и мантиях. Видимо, важных столпов мироустройства.
Некоторые восседали на лошадях. У кого-то была борода, кто-то с
голым подбородком, кто-то был мордат, а кто-то с худым и постным
лицом; у многих было оружие или символы власти — скипетры,
украшенные посохи или булавы. Те, что в расшитых золотом одеяниях,
— видимо, священники. Вид у всех был или надменный, или благостный.
Будто они осчастливили мир тем, что позволили на себя смотреть.