И вот теперь Армин. Бесполезная младшая дочь. Ни красоты, ни
теперь уже силы и перспектив.
— Ведьма! — крикнули пробегавшие мимо дома мальчишки, гогоча и
улюлюкая.
Ведьма… это шипение, а то и открытая брань, теперь она слышала
постоянно, стоило выйти со двора. Местные старались держаться от
Армин подальше. Если её изгнали из самого оплота мерзости и тьмы
Костяных Башен, кто может поручиться, что она не навлечёт беду на
город? Магические браслеты никого здесь не могли убедить в том, что
Армин больше не способна сотворить даже простейшие чары. Уж
сглазить или проклясть, верил простой люд, всякая ведьма способна,
пока может говорить.
Армин вытерла рукой пот со лба и безразлично проводила взглядом
убегающих детей. От дороги их дворик отделяла лишь плетёная
изгородь, однако никто не смел сунуться сюда, чтобы стащить с
верёвки платье или украсть курицу. Какой-никакой, а от славы чёрной
ведьмы всё-таки был прок.
Когда, разобравшись с делами во дворе, Армин вошла в дом, мать
тут же подозвала к себе. Она кинула тряпку на стол, который только
что протирала и оперлась рукой о столешницу. В отличие от Армин,
мать, Эдель, была яркой румяной шатенкой с карими глазами, приятным
круглым лицом и ямочками на щеках. Её волосы уже тронула седина, а
на лице появились морщины, но она по-прежнему оставалась очень
миловидной женщиной. Когда улыбалась. А Эдель стояла прямо и строго
смотрела на дочь, а это значило, что предстоял очередной серьёзный
разговор. Армин вздохнула, молча подойдя к столу и села на
стул.
С того несчастливого дня, как она вернулась, не проходило ни дня
без упрёков и нравоучений. Нет, на неё никто не кричал и тем более
не поднимал руку, но каждый раз давали понять о своём недовольстве
и разочаровании. Отец сокрушался, что Армин так и останется на их
содержании до конца дней своих никому не нужной старой девой, а
мать…
— С завтрашнего дня ты работаешь в корчме на кухне, будешь мыть
посуду и убираться. Это единственное, что я смогла выбить для
тебя.
Армин вспыхнула от нахлынувшего на неё чувства унижения и
позора:
— Ты? Ходила унижаться за меня? Мама!
— Не мамкай! — Эдель стукнула ладонью по столу. — Тебя
сторонятся, точно ты прокажённая, никто не возьмёт тебя даже горшки
выливать, настолько боятся сглаза или ещё какой гадости. А мы не
можем позволить себе, чтобы ты продолжала висеть на шее, от тебя
должен быть хоть какой-то толк!