— Кровь пролита, и суд свершен!
Под громкий клич Георгия я отшагнул назад и, развернувшись,
устало побрел в сторону дружинников, выдавив измученную улыбку в
ответ на их приветствия. Поединок дался мне тяжело, очень тяжело...
Но все же это моя победа.
Моя первая победа в этом мире.
Злополучный Копорский погост мы покинули на рассвете следующего
дня. Ижорцы провожали малочисленную дружину без особой сердечности,
а меня и вовсе прожигали злыми, полными ненависти взглядами. Но
после «Божьего суда» уже никто не пытался открыто проявить агрессию
или устроить очередной самосуд.
Спасибо и на том.
В первые же полчаса езды на жутко тряской
подводе — примитивной четырехколесной телеге, естественно
не подрессоренной и не обладающей никакими амортизационными
характеристиками от слова «вообще», — я взмолился, чтобы
Георгий отпустил меня на лошадь, чем жутко оскорбил дружинника. В
следующие полчаса я узнал от него много нового и нелестного про
свои интеллектуальные способности. Неприятно, но десятник был прав,
и тут уже ничего не скажешь.
Первый его аргумент основывался на том, что я еще не очень
хорошо знаю язык и в случае чего просто не успею предупредить своих
или, наоборот, не пойму команды более опытных
дозорных — а конными у нас следуют только дозорные, да
замыкающий разъезд.
Тут следует пояснить порядок движения обоза. Его
ядро — непосредственно сама колонна телег, на каждой
сидит по два воина. Далеко вперед уходит головная группа из двух
дружинников — разведка отряда. Также на некотором
отдалении впереди колонны следует единственный всадник, выполняющий
функцию ближнего дозора, и на некотором отдалении сзади нас
страхуют еще двое конных гридей — замыкающий разъезд. В
процессе движения разъезды чередуются, дружинники поочередно
сменяются с подвод, «отдыхая» от монотонной тряски в жестком седле.
Но вот именно я никак не могу попасть в их число из-за слабого
знания языка.
А второй аргумент звучит и вовсе просто: я викинг-урманин и не
умею держаться в седле.
Весомый довод. И надо отметить, что вновь справедливый. Викинги
— прирожденные морпехи, но никак не кавалеристы, и никакого
полезного опыта от Андерса мне не досталось. Да и у нас, в две
тысячи сто восемьдесят восьмом году, кавалерия, мягко говоря, не
востребована.
Нет, умом-то я понимаю, что после того, как забрался в седло,
тебе и поводья в руки, которыми регулируется движение лошади. Да
вот беда, смирная гнедая кобылка, на которую мне все же позволил
взобраться Георгий, ошалев от моих монотонных просьб (кажется, он
явно пожалел о результате судебного поединка), совершенно
отказалась меня слушаться.