Злата вернулась с улицы минут через десять. В начале она
принесла воду, затем ходила за сосновыми поленьями, отдельно
хранящимися для растопки. И пока женщина склонилась к очагу, на
второй лавке заворочались ее старшие детки-сорванцы.
Вот казалось бы, на время топки избу нужно покинуть, иначе
угоришь в дыму, верно? Как бы не так! У плохой хозяйки подобное
действительно возможно, но Злата не из плохих хозяек. На растопку
она использует сухую осину или сосну, а когда дрова разгорятся,
аккуратно подкладывает березовые или еловые поленья. Дым из устья
печи поднимается вверх, к потолку, и тонкой струей следует к
«волчку», в итоге сажей покрыт только потолок, да стены поверху
разве что на двадцать — тридцать сантиметров. Зато под
потолком можно по-холодному коптить рыбу, чем Злата и занимается,
разве что мясо здесь почему-то не заготавливают. Впрочем, как я
заметил еще в Копорье, мясо в чистом виде употребляется
новгородцами крайне редко, в основном добытое с охоты. Исключение
составляют разве что зажиточные купцы, княжеские приближенные, ну и
так далее, вверх по ранговой «лестнице».
— Мама, я хочу кушать!
— Кушать, мама!
Первой заканючила старшая, Любомила, и ее тут же поддержал
средненький, Захарка. Головки обоих златовласых шельмецов оказались
на одном уровне, сонные, с растрепанными волосами, дети показались
мне сейчас особенно милыми. Какое же заблуждение... Я даже чуть
глухо застонал, вспомнив о суете вечно находящихся в движении,
вечно спорящих и пытающихся подраться сорванцах. Правда, при этом
они неизменно заступаются друг за друга на улице, играя со
сверстниками. Малыши немножко дичились меня поначалу, когда я
только стал приходить в себя после огневицы — так местные
называют продолжительный жар. Но вскоре детская непосредственность
и любопытство пересилили настороженность. Я же имел глупость начать
с ними играть, м-да... С тех самых пор мелкие меня и будят, и
каждую свободную минуту пристают, желая порезвиться или, на худой
конец, послушать сказку. И тогда мне приходится лихорадочно
копаться в памяти Андерса, вспоминая хоть что-то из скандинавских
мифов...
— Сейчас буду кашу варить! А пока идите к дяде Андрею,
помолитесь с ним!
Ну зачем, зачем же я обратил на себя внимание?! Притворился бы,
что еще сплю, эх... Между тем оба горячих от сна, сладко пахнущих
детских тельца забрались на мою лавку, обложив с обеих сторон,
начав громко требовать: