На
чисто выскобленной столешнице стояла крошечная жаровня, которую
венчала сверкающая золотом маленькая, на глоток, чаша.
—
Подойди! — скомандовал жрец, протянув руку к Дорвану. — Мне нужна
твоя кровь.
Мужчина вздрогнул и затряс головой. Магия
крови была запрещена на всем Юге. Кровь давала власть над её
хозяином.
— Не
бойся! Барнах Милостивый согласился ответить на твой вопрос. Твоя
кровь и так принадлежит богу. А мне она без надобности.
Дорван, словно во сне, протянул руку.
Ритуальный нож кольнул быстро и почти безболезненно. Несколько алых
капель сорвалось в чашу и забурлили там, словно знахарское варево.
Радужный свет охватил руку кузнеца на миг, не оставив следа от
ранки.
—
Теперь ты, дитя. — требовательно протянул руку к Халигат
жрец.
Еще
несколько капель упали в чашу.
— И
ребенка.
—
Нет! — женщина испуганно прижала сына к себе, телом закрывая от
жреца.
—
Барнах ждёт! — жрец смотрел требовательно, не мигая.
— Не
дам! — упрямо покачала головой Халигат, пятясь.
—
Тогда вы оба умрете! — голос жреца раскатился громом над
поселением.
—
Пусть! Я не дам причинить ему вред! — травница хотела убежать, но
ноги не послушались её.
—
Никакого вреда не будет. Протяни мне его руку!
—
Слушай служителя Барнаха, женщина! Не упрямься! — раздались выкрики
из толпы.
Халигат дрогнула. Медленно, словно во сне,
она подошла к столу и выпросала ручку ребенка из
пеленок.
Крошечная капелька упала в чашу, кровь
вскипела, поднялась к краям. Алое свечение охватило кузнеца и его
жену. И все пропало[11]. Погас огонь,
пустая чаша без каких-либо следов крови сияла словно собственным
светом. Все иные свечения угасли.
— Вы
все видели! Здесь нет чужой крови!
— Но
он рыжий! — воскликнул кто-то.
—
Такова воля богов. Вы все здесь потомки хатассаров. И в ком
проявятся их черты, вам знать не дано. Боги отметили мальчика. А
для чего — знают только они.
Жрец
убрал в сумку жаровню и чашу и, тяжело опираясь на посох, зашагал
прочь от дома Дорвана. Дерхазы почтительно пропустили
его.
Кузнец неуклюже подошел к жене и, пряча
глаза, спросил:
— Ты
сможешь простить меня?
Ребенка так и назвали, «Саркмуш». Отмеченный,
значит отмеченный. И хотя в семье кузнеца установилось хрупкое
перемирие, что Дорван, что Халигат так и остались чужаками в
поселени. Не стал своим и Саркмуш. Дерхазы настороженны к чужакам,
живут традициями, а любые изменения принимают с трудом. Сын же
кузнеца настолько отличался от всех, что селяне сплевывали и
бормотали молитву от нечистой силы, встретившись с ним.