С трех сторон парк был отведен «гребешком» – небольшим валом и рвом, легко, впрочем, переходимыми. По гребешку шла окружная прогулочная тропинка. За гребешком справа текла речка Вяз и дальше лежали крестьянские поля. Слева парк подходил к булыжному шоссе, которое вело к железной дороге, но через две версты, у границы Армандовских владений, прерывалось и переходило в пыльный проселок. По другую сторону шоссе была дубовая роща, пугавшая нас, ребят, некоторой таинственностью потому что пройти ее насквозь никогда не удавалось. Говорили, что она тянется аж под Софрино, до самой деревни Бардаки (ныне Первомайская).
Задняя сторона парка переходила в обширную местность, называвшуюся Запарком. Она состояла из чередующихся веселых березняков и лугов, доходивших до деревень Дарьино и Петушки. Эти луга были главным предметом эксплуатации. Сельского хозяйства дедушка не вел, кроме упоминавшихся сада и огорода, для которых содержались садовник и целая армия пололок, но луга выкашивали и набивали три огромных сеновала сеном, которое за зиму съедали коровы и выездные лошади.
По другую сторону именья к саду прилегала церковь и две школы: старая деревянная и новая каменная, выстроенная дедушкой.
Юная тетка Женя воспела Ельдигино в чудных стихах:
Как потоки бегут твои нивы
И шумит на ветру темный лес.
Рек широких затоны, разливы
Синь бездонная наших небес.
Слышишь радость звенит над полями? —
Это жаворонок в небе поет.
Так поет он, что небо над нами
Выше, выше, все выше растет.
Лес вечерний стоит на закате
Сосны жарко на солнце горят,
Словно колокол зво́нит набатом,
Словно трубы победно гремят.
Нет роднее тебя и любимей,
Нет привольней и шире страны!
Как моря твои бурны и сини,
Как леса твои гордо стройны.
Кроме домашней прислуги в Ельдигино жили управляющий Григорий Григорьевич Клейменов, кучер Степан Павлинов, конюх Илья, мрачный рябой садовник, он же заведующий огородом, коровница и множество сезонных рабочих и работниц.
Григорий Григорьевич имел отдельный двухэтажный дом и большую семью. Он был толстым, лысым мужчиной, выпивал, колотил жену и содержал любовницу – младшую учительницу местной школы Марию Васильевну. Его жена, добрейшая Ксения Тимофеевна, совсем расплывшаяся от слез и постоянных родов, примерно раз в год надевала лиловое платье и черный кружевной платок и приходила к бабушке жаловаться на мужа. Бабушка сочувствовала, обещала сказать дедушке, чтоб он «воздействовал». Дедушка бурчал под нос, что не его дело вмешиваться в семейные дела служащих, но, очевидно, все-таки имел объяснение с управляющим, так как у Ксении Тимофеевны после каждой жалобы появлялись новые синяки. Старшие сыновья Григория Григорьевича – Паня и Саня – были студентами, средние – Маруся, Оля и Коля – годились мне в товарищи. Из них Коля, мой ровесник, сразу стал мне закадычным другом, а младший Женя был сопляк, и я, с высоты своего шестилетнего величия, глубоко его презирал.