Однако горький опыт не пошел впрок. В следующий раз я рассердился на дедушку. Стащив его же молоток, я привязал к нему веревку и, влезши на стремянку, подвесил его над дверью в кабинет. Примерно, точно против своего лба. Мне было невдомек, что дедушке он придется против живота. Я засел в засаде и предвкушал, как дед пойдет и набьет себе шишку. Дедушка ходил по хозяйству, а тем временем пришли Клейменовы, и мы стали играть в прятки-выручалочки. Мне пришла в голову идея спрятаться в кабинете. Я помчался туда и, … можете себе представить, какой рев огласил дом.
В семье у дедушки было принято говорить по-французски. Отчасти, по зову предков, отчасти, чтобы не понимала прислуга. Но как быть, когда нужно, чтобы не понимал сам дедушка? Тетки разработали свой конспиративный код. К каждому слогу русской речи добавлялся слог. В послеобеденное время кто-нибудь из теток вдруг произносил:
– Ака неке покоскохакать лики накак пококакататькасякя?
После чего начинался оживленный обмен тарабарщиной, в ходе которого выбиралась представительница, которая должна была попросить у дедушки лошадей. Это было хитрое дело, так как дедушка очень любил лошадей и раздражался, если кто-либо хотел гонять их зря. Слушая разговор на «К» и ничего не понимая, он уже предчувствовал неприятность и начинал нервно похрюкивать. У него были в носу полипы, которые всегда давали о себе знать в момент волнения. Когда избранная для дипломатических переговоров тетушка заводила осторожный разговор, что, мол, хотят покататься, причем, совсем немного и неторопясь, щеки дедушки покрывались красными пятнами. После долгих уговоров он давал разрешение, взяв с девиц кучу обещаний.
Посылали запрягать в шарабан, если ехало не более четырех человек, и в линейку, если ехало до шести, Корягу или Цаплю, отставных буланых кобыл, отслуживших срок и числившихся как бы на пенсии. Кто-либо из барышень садился за кучера, и начиналась гоньба по всем окрестным проселкам, эдак верст на двадцать.
Сам дедушка выезжал только по делам на станцию или к соседним помещикам, которые все были родней: к брату Адольфу Евгеньевичу в Пестово или племяннику Александру Евгеньевичу – мужу Инессы Федоровны – в Алешино. Для этих выездов берегли большую вороную пару – Красавчика и Зареза, в то время как малая пара (Удалой и Молодецкий) употреблялись для семейных поездок на платформу Спасскую.