– Наступят времена, когда женщины будут рожать лежа, – вдруг
сказал шаман, озаренный виденьем. – Мир перевернется, и железные
олени поскачут по небу.
Саами вокруг заулыбались, начиналась очередная стариковская
сказка. А там, где новая сказка, там и продолжение старого
праздника.
– Ты еще скажи, что они спать будут, когда станут рожать, –
вскричала беззубая бабка, и на ее слова тут же отозвались смехом. –
Закрыла глазки, открыла – ребеночек! – старуха заходилась в смехе
от придуманной шутки и вытирала слезы.
– Не все, но будут, – сказал шаман и пожал плечом.
Волк схватил меня за край куртки и потащил в темноту.
– Мне иногда тоже кажется, что я сплю, – пробормотал я ему,
быстро переставляя ноги. – Куда ты меня тащишь? Отцепись.
Волк упрямо зарычал, не отпуская край куртки.

Мы сразу вступили в темноту, оставляя людей позади себя.
Оживленный шум голосов, отдаляясь при каждом шаге, пропадал и глох.
Мрачные силуэты малорослых деревьев смыкались за спиной, закрывая
прежние видения, оставляя меня наедине с суровой зимней природой.
Утоптанный снег скрипел под ногами. Пронзительно и протестующе
визжал каждой разбуженной снежинкой. Я почти бежал. Волк обозленно
рычал, не ослабляя хватку – сшитые шкуры трещали. Зверь дико вращал
глазами. Нет-нет, да и мигали они адским пламенем. Чего так
обозлился? Взбесился не иначе!
– Да что тебе надо от меня?!
Ответом мне было дикое и злобное рычание, переходящее в утробный
клокот. Прижатые уши и собранная на загривке шкура говорили о
серьёзных намерениях зверя. Я вдруг вспомнил, что он совсем дикий и
сам прибежал из леса. Сразу стало страшно. Я никогда не боялся
собак. С борзыми* вырос! Ползал с щенками по одному питомнику. Но
был ли мне волк на самом деле таким же другом, как и дворовые
охотничьи собаки?
Мы поравнялись с догорающим костром. Волк тащил меня дальше, в
сторону нашей времянки. Я зачарованно посмотрел на тлеющие угли,
невольно любуясь огненной игрой под порывами ветра. Внезапно под
ноги выкатился круглый предмет. Кувыркнувшись несколько раз,
тлеющий шар замер. Я сильно дернулся, освобождая шкуру из пасти
волка. Зверь с обрывком оленьей шерсти улетел на несколько метров,
протяжно взвыв. Легкое пламя в костре замерло. Угли вспыхнули ярче,
давая больше освещения. Звук пропал. Я присел на корточки,
рассматривая шар. Глазницы чужого черепа смотрели на меня, мигая
красными углями. Мертво и равнодушно. Так вот куда делись купцы.
Сожгли, значит. Ноги подкосились, и я присел на снег. Уголек внутри
черепа мигнул. Словно в пустой глазнице, чужой зрачок
сфокусировался на мне. Я невольно попятился. Дыхание перехватило.
Во второй глазнице так же вспыхнул огонек. Я замер. Череп оживал.
Нижняя челюсть просела в сугроб, вываливая кусок плоти, и хриплый
голос громким шепотом просвистел: