– Слово моё не послушаете – и станете едой для песцов и воронов.
Черная смерть ждет каждого. Сгниете заживо. Ждите команды моей,
рыбьи люди. Молчите и помните.
После таких слов нас даже покормили. Сытно, с добавкой. И Карху
опять стала Евдохой. Пока выносила ведро с грязной водой, я тоже
поучаствовал в облагораживании угла – прикрепил на видное место
рисунок, сложил перья и склянку чернил на полку. Вопросов много
накопилось, я ждал девушку для серьёзного разговора – разминая
пальцы, готовясь объяснять что-то жестами, а она пришла и сразу
легла. Еще и отвернулась. Обидно.
Заговорила со мной, когда я уже и перестал ждать. Встрепенулся,
сгоняя сон.
– Завтра куртку тебе новую найдем. Старая горелая вся и псиной
пахнет. Заснуть мне не дает.
Я расширил глаза, чтобы лучше видеть в темноте, и придвинулся
ухом, ловя слова красавицы. Так. Продолжай. Главное начать монолог.
Ты же, как все женщины, потом не остановишься. Начни говорить на
ночь! Пожалуйста. Я знаю, что будет толк. Евдоха зевнула, явно
борясь со сном.
– Завтра дедушку спасать будем. Рано ему умирать. Дел у нас
много важных. Придется взорвать острог и извести монахов и солдат.
Суета предстоит. Надо выспаться. И ты спи, а то глазенками своими
хлопаешь и скрипишь, заснуть мешаешь! Напугал сегодня меня своей
писаниной. Заставил переживать. Век не прощу! Хотя олень красивый
получился, как живой.
Девушка снова зевнула и почти шепотом добавила, уже ко мне не
обращаясь:
– Скорее бы гномики пришли! Испытания закончились. Все выдержала
с честью. И огонь и холод. Очень достойно, и дедуля меня хвалил.
Теперь гномики должны появиться, и откроется мне путь в нойды! –
последние слова она сказала совсем тихо и заснула. Моментально.
Вместо слов ровное сопение.
А вот я не спал еще полночи. Слушал звуки. Тревожился.
Ждал гномиков. Очень хотелось увидеть маленьких человечков.
Смешные, наверное, с крохотными фонариками в руках, с седыми
бородками.
Не дождался.
Не пришли.
Из темноты выплыло восковое лицо Прохора. Освещённый лучиной,
дядька, не мигая, смотрел на меня, наводя страх. Жуткий образ до
озноба. Молчит зловеще. По длинному седому волоску брови ползла
черная вша. Глаза покойника медленно хлопали. В глубокой морщине на
щеке остались следы копоти и земли. Молчание затягивалось. Уходить
дядька не собирался.