– Наконец-то. Шамана везут топить!
– Я уж думал, не дождемся сегодня.
– Надо чертям сказать, чтоб вторую прорубь расширили да наледь
убрали. Да не жалей приклада, Сидоров, а то урядник потом шкуру
спустит.
Люди обтекали меня со всех сторон, гонимые короткой цепью солдат
во главе с офицером. Служивые шли неспешно, без слов. Поручик
покуривал папироску. Агрессии нет. Рутинная служба. Я оглянулся,
засуетился, делая короткие шажки к далекой проруби. Лед держал. Но
как страшно, Бог ты мой. Столько людей вокруг. Всех согнали?
Выдержит ли лед?
– Л-лед, – прошептал я и затрясся. Ноги вывернуло. Упал ничком,
сворачиваясь эмбрионом. Поджал ноги к подбородку. Затрясло…
Кто-то остановился рядом со мной. Открыл глаза. Поручик смотрит
безразлично. Затянулся, зашагал дальше. Мимо.
– Л-лед, – возбужденно сказал я ему в прямую спину. Офицер не
обернулся. – Лед!
Я прижался щекой к гладкой холодной поверхности. С ужасом смотря
на белую трещину. Это же она не по льду струится, а по мне! Деля на
неровные части. И сознание моё и разум! Вытекает из меня
смертью.
Пропустил момент, как сани мимо прокатили. И очнулся, только
поймав раскатистый бас священнослужителя:
– … наложение епитимии* на шамана попросите, и послушал бы я
вас, да не придет этот человек в церковь, ибо душа у него черная и
поклоняется он дьяволу! Вере своей неправильной! Не помогут в нашем
случае земные поклоны и сотворение молитвы «Боже, очисти мя
грешного»! Не будет этот человек каяться! Никогда не признает веру
нашу и вину свою в том, что хотел извести праведного монаха Матвея!
Пускай каждый из вас знает, что тот, кто осмелится взять в руки
бубен, будет казнен в пытках жестоких. Шамана вашего приговариваем
к утоплению в проруби. Тело будет вытащено и залито в лед до весны,
до пущего вам страха перед наказанием и как напоминание о том, что
будет с каждым ослушавшимся. Аминь. Приводите к исполнению.
Я встал на четвереньки, мотая головой. Из саней подняли
связанного старика в легкой одежде. Босым он ступил на лед. Солдаты
потащили шамана к проруби. Привязали бочонок с верёвкой.
Приготовили багры длинные.
Офицер громко зевнул и отвернулся, прикрывая рот перчаткой. Я
невольно посмотрел на него, привлеченный звуком, и увидел, как у
поручика стекленеют глаза. Я резко повернулся, прослеживая взгляд,
и почувствовал, как лед подо мной спружинил, подбрасывая меня
тихонько вверх. По заснеженной пустоши, к людям, мчался
исполинского размера медведь. Страшный зверь заревел. И упряжка
оленей сорвалась с места, скользя копытами по поверхности, тщетно
стараясь набрать скорость. Священник упал в санях. И заголосил
фальцетом.