— Иди, Смирнова, я разберусь сейчас, — милиционер встал из-за
стола и легонько подтолкнул женщину к выходу.
Следующие часа два Андрей невпопад отвечал сержанту на вопросы.
Он понимал, что вокруг что-то не то, но этот надсадно кашляющий
милиционер в каком-то старорежимном кителе без погон (в петлицах —
два треугольника, очевидно, указывающие на сержантское звание),
портрет Сталина, громкоговоритель, бубнящий что-то на стене — всё
это не давало сосредоточиться, собраться с мыслями. Из-за никак не
желавшей встать на место головы он чувствовал себя будто во
сне.
— Ты, сволочь, будешь говорить правду? Что ты мне тут городишь
про будущее и памятники?
Милицейский сержант занятно брызгал слюной, когда кричал, но
Андрею смешно не было. Он уже устал объяснять сержанту, что вышел
из музея Цветаевой в Борисоглебском переулке, где за какие-то
смешные деньги ему провели индивидуальную экскурсию, остановился
сделать селфи возле памятника — и вдруг памятника не стало, а
Андрея добрые люди привели к участковому инспектору милиции
Вострякову, где этот самый молоденький сержант уже слегка осипшим
голосом пытался добиться от него, где его документы и правду о
содержимом его карманов.
Содержимое самое банальное: телефон, карта «Тройка», музейный
билет и горстка мелочи. Но сержанту так не казалось. Он, наверное,
воображал себе раскрытие шпионской сети и третий треугольник в
петлицу, а, может, и орден на груди. Возможно, из-за этого он пока
решил не докладывать о странном задержанном (а Андрей уже
превратился из добровольно пришедшего в задержанного, о чем сержант
сообщил ему), а пытался разузнать все сам. Да и телефон в опорном
пункте, или как он назывался в этом времени, отсутствовал.
Наверное, связь осуществлялась дотелефонными способами.
От расстройства, что ничего не получается, милиционер даже
стукнул Андрея в ухо, и это, как ни странно, привело того в себя.
Сон наконец перешел в реальность.
«Надо выбираться отсюда и побыстрее, этот дебил сейчас доложит
по команде и меня запрут, в лучшем случае, в дурдом, а в худшем —
просто вальнут. Нет, в худшем — это когда в подвалы кровавой гебни
засунут, узнавать рецепты оружия победы». Выбираться в той одежде,
в которую Андрей сейчас был одет, не получилось бы никоим образом:
если низ еще как-то мог сойти за местную одежду, то верх,
составлявший собой футболку с надписью «обнулись» с О-умлаутом, не
подходил к действительности никак. Ибо действительность была
двадцать четвертого августа одна тысяча девятьсот сорок первого
года.