Странное, не совсем четкое, однако
весьма мерзкое ощущение.
– В парке запрещено находиться с
оружием, – внезапно послышался чей-то извиняющийся голос. – Прошу
вас сдать его в пункт хранения или покинуть зону отдыха.
Я обернулся.
Передо мной стоял полноватый мужчина
лет пятидесяти, одетый в выцветшую черную форму и неуверенно
сжимавший в руках короткую резиновую дубинку.
– Простите, господин сержант. Такие
правила.
– Правила? Как долго действует этот
запрет?
– Уже месяц, господин сержант. Еще
раз простите, но вам лучше уйти.
Спорить и затевать конфликт не имело
никакого смысла, так что я поднялся, забрал стоявшую рядом винтовку
и направился к выходу.
– Извините...
На улицах города веселья было
заметно меньше. Стены домов выглядели неухоженными, дорожное
покрытие изобиловало трещинами, попадавшиеся мне навстречу люди
казались чересчур изможденными и недовольными, а начавшаяся
изморось лишь усугубила общее впечатление, создав разительный
контраст с той картиной, которую я наблюдал в парке.
Длинная очередь, ведущая к пункту
раздачи еды, стала еще одним характерным штрихом.
– Чего уставился? – в голосе
обратившегося ко мне мужчины послышалась неприкрытая агрессия. –
Урод.
Державшая его за руку женщина
вздрогнула и бросила в мою сторону отчаянный взгляд. Находившиеся
рядом люди дружно расступились.
– Вот где уже ваши игры стоят, –
продолжил мужчина, экспрессивно чиркая себя пальцем по горлу. –
Жизни из-за вас уже никакой нет... что смотришь? Стреляй,
тварь!
– Не сердитесь, пожалуйста...
Мне стало противно, я отвернулся и
перешел на другую сторону улицы, слыша постепенно стихающие за
спиной оскорбления. Настроение окончательно испортилось.
Несмотря на внешнюю иллюзию
благополучия, страна тяжело переживала затянувшуюся войну. Дефицит
нормального продовольствия и рабочих мест, находящаяся в глубокой
депрессии промышленность, а также безвозвратно утраченные
технологии вели к медленному, но неотвратимому регрессу,
затрагивавшему практически все сферы жизни. Возможно, такая участь
ждала большинство отколовшихся от Федерации колоний, возможно,
“повезло” только нашей планете, но факт оставался фактом –
вспыхнувший пятнадцать лет назад конфликт оказался слишком тяжелой
ношей для двух крохотных государств.
Чувствуя непреодолимое желание как
можно скорее вернуться на фронт, я пересек площадь, миновал череду
отключенных фонтанов и зашел в хорошо знакомый продовольственный
магазин. Взял упаковку мяса, черствый сахарный рулет, а затем,
вспомнив о завтраке с полковником, добавил к этому немудреному
набору десяток куриных яиц. Не иначе, как в знак протеста.