Гравиволны разорвали склон, земля
рассыпалась под ногами индейцев. Весь отряд зеленокожих с криками
рухнул в газовое облако. И рыжая девочка тоже.
Шатаясь, я рванулся к ассасину.
– Дарсис, отдай гравипушку.
Быстро!
Ананси внимательно смотрел на
задыхающихся ллотов – на тех, кто не упал лицом вниз и не умер
сразу. Девочка глотала воздух среди них. Слава богу, жива.
– Зачем?
– Среди них пленник. Девочка! Нужно
спасти ее.
Мана не отрывала взгляда от Дарсиса,
он спросил:
– Только ее?
– Нет, конечно. Всех, нужно спасти
всех.
Ллоты кричали и плакали. Дымчатые
языки опутывали их грудные клетки, сдавливали легкие, забивались во
рты. Рыжая девочка молча хлопала губами. Как рыбка на осколках
аквариума. Как Юля в безэховой камере. Новый старый ад.
– Дарсис, пожалуйста! Они
умирают!
Дарсис смотрел на лица ллотов. Изучал
судороги на зеленой коже.
– Всех не спасти.
Я оглянулся на Ману. На ее ресницах
блестели слезы, голос дрожал, но слова, слова были ужасны:
– Они враги.
Мир рухнул. Теперь я знал: Мана
всегда выберет Дарсиса. Даже если он сам дьявол во плоти.
Возлюбленная Сатаны.
А я всегда выберу жизнь.
Я пнул Дарсиса под колено сзади.
Сразу ударил кулаком в скулу. Ананси пошатнулся, попытался
ответить. Но я шарахнул в него страхпулями – всей обоймой. Ассасин
закричал. Рев обезумевшего зверя, взгляд жертвы автомобильной
аварии: ты вел машину, ты заснул, ты живой, а все остальные в твоей
машине нет – ты их убил. Только ты.
Гравипушка выпала из пальцев Дарсиса.
Я поймал ее в воздухе и навел на Ману.
– Стой на месте.
Секунды уходили. Последние секунды
жизни ллотов.
Дарсис осел на землю, тяжело дыша.
Глаза Маны сверкнули как раскаленные черные алмазы.
– Иначе что? Пристрелишь?
Я не ответил. Она бросилась к
Дарсису. Ананси уже отходил – поднимался, бешено мотая головой. Он
был слишком сильным даже для моего отчаянного страха.
Я навел гравипушку на газовые клубы.
В четыре выстрела тяжеловесное облако разлетелось в клочья.
Развеянная пелена оставила после себя голую черную землю и зеленые
тела на ней. Некоторые ллоты не двигались. Большая часть индейцев
стонали, откашливались, пытались уползти прочь. Кое-кто хрипло пел.
Сладкий голос в наушнике переводил слова молитв.
Я шагал между индейцами, рассматривая
лица и живых, и мертвых. Голенастая девочка-ллот сидела у глиняных
обломков склона. Тонкие руки сжимали ободранные коленки так крепко,
будто ноги могли сбежать от нее.