Прости меня, сестренка. Прости, если
не вернусь к тебе, потому что разбился насмерть со второго
этажа.
Хотя Мана посмеялась бы над моими
трясущимися коленями, заявила бы, что подо мной как раз вздымается
сопка, никакого второго этажа нет, так один с гаком. А я бы ей
сказал: Может и один с гаком, да в ее гаке еще столько же. А она бы
мне: - Сопли вытри, принцесса. А я бы ей: - Уже, вот как твои
кудряшки заблестели. А она бы мне вмазала, а я бы увернулся или
нет, но потом тоже ей вмазал бы. А потом мы бы мазали йодом ранки
друг друга.
Держась за отлив подоконника, я
подобрался к открытому балкону слева. Мои дрожащие ноги сами
перелетели через перила.
В балкон утыкался белый коридор.
Ананси, видно, очень нравится цвет аксамита их врагов. Может, они и
воюют с унголами просто из зависти?
Я побрел вдоль стены, читая таблички
на дверях. Попалась еще одна палата, я заглянул внутрь. Пустая
комната не отличалась от той, куда меня положили.
Я снова порыскал по углам, не зная
что ищу. И нашел.
Под кроватью на стене, черным по
белому, выцарапали рядом три рисунка. Фигурка из палочек с
крылышками на спине, буква «N» и лампочка, какую часто рисуют над
головами мультяшек, когда их осеняет бредовая идея.
Фея. N. Озарение.
Не знал, что Динь-Динь любит
ребусы.
Я покинул палату. Складки рубашки
шуршали при каждом шаге. Пятки прилипали к холодному полу коридора
и отлипали, чавкая. Чав-чав …Ступеньки лестницы тоже обсосали мои
ноги – чав-чав-чав… – и выплюнули их на первый этаж.
Ананси-сотрудники инкубатория провожали взглядами мою спину до
самого выхода.
На ощупь асфальт был не таким
гладким, как обещал его вид сверху. Гнусный шершавый обманщик. Я
пошел к общежитию напрямик по траве.
Пока добрел до квартиры Маны и
Дарсиса, я пару раз ловил на себе взгляды смеющихся гешвистеров. Но
я решал ребус Динь-Динь, и не обращал ни на кого внимания.
Мана открыла дверь на мой стук и
сразу бросилась мне на шею.
– Виво, живой!
Я уткнулся лицом в ее кудри, обнял
горячее упругое тело. И тут же отстранился, пока завитки Маны не
окрасились в черно-алый, а смуглая кожа не превратилась в холодный
голубой сапфир.
– Благодаря тебе, – сказал я.
– Нет, – прошептала бразильянка. –
Унголы перевязали тебя и не дали потерять много крови.
Девушка схватила меня за рукав и
втянула внутрь. В дверном проеме наши лица пронеслись близко, мои
ресницы щекотнули ее лоб. Розовые ранки горели на темных пухлых
губах, словно Мана их кусала.