– Унголы сбежали, – бронзовые губы
Маны дернулись. – Когда я спустилась в овраг и увидела трех чудовищ
в зеленом над бездвижным тобой…увидела разбитые в лепешку суставы,
белые осколки костей, кровь, красно-белую кашу вместо твоего глаза,
я чуть не убила их.
– Ты смогла раскидать унголов?
– Двоих. Третий увернулся от моего
кулака и показал мне разорванную пачку с бинтами. Я увидела, что
унгол начал перевязку твоей руки, и все поняла. Поняла, что тебе
унголы не враги. Я встала на колени и сложила вместе ладони перед
грудью, будто взывая к Санта Марии. Настала очередь унгола все
понять. Он вернулся к перевязке. Двое других унголов вскочили с
земли и держали меня на прицелах ружей все время, пока третий
бинтовал тебя и укутывал в свой зеленый плащ. Когда он закончил,
все трое рванули дальше по оврагу. Я убедилась, что повязки не
протекают, проверила, дышишь ли ты вообще, и полетела за помощью в
Центр.
Моя нижняя челюсть отвисла. А Юля
упала бы на колени перед опасными незнакомцами ради меня? Или
поспешила бы на работу, не глядя перешагнула мокрый фарш на месте
моей руки, нечаянно наступив сапожком на красную лужу и брезгливо
оттерев его об траву?
Нет, конечно, нет. Юля не брезгливая.
И человеческую кровь можно не заметить на красном аксамите. Пошла
бы так, замаранной, зато с частицей меня на подошве.
Я переспросил:
– Полетела?
Мана кивнула.
– Бронекрылы успокоились, как только
унголы скрылись. Дарсис объяснил, что всех зверей в питомнике
натаскали поднимать тревогу и защищать ананси и людей, если почуют
унголов.
Я потер ладонями восстановленные
плечи, молочно-белые, словно два худых зайца-беляка, греющихся друг
об друга в тесной норе под сугробом.
– С такими защитниками никакие унголы
не страшны.
– Бронекрылы просто очень большие и
напугались. А мы не привыкли, чтобы они себя так вели.
Хмыкнув, я рассказал о ребусе,
выцарапанном в палате инкубатория. Мана задумчиво постучала коротко
постриженным ногтем по стенке бидона с мороженым.
– Неужели фея – это Динь-Динь?
– Кто же еще, – сказал я. –
А N – Нетландия. Но что такое лампочка? Озарение?
Идея?
Мана не знала. Я тоже. Но я знал, кто
мог знать.
– Зерель.
– Любимая Динь-Динь?
– Его пара в гешвистере. За семь лет
они точно выучили ход мыслей друг друга.
– Как ты своей принцессы?
Я промолчал. Динь-Динь и Зерель жили
душа в душу, не то, что мы с Юлей. Своей хозяйке курчавый
блондин-француз читал любовные стихи, накрывал ужины при свечах,
каждый день сдувал пылинки с ее тонких голубых плеч. Их
пикникам-рандеву завидовали все девочки с Земли. Когда настал день
Х и Динь-Динь увозили на орбиту, из салона отъезжавшей бурой карсы
бедный влюбленный кричал, что будет вечно любить свою вечную
госпожу. Точнее, то, что Динь-Динь кричал, наши девчонки потом
сообща додумали сами: окна карсы были наглухо закрыты, и мы лишь
видели вытягивающий длинные гласные широкий рот и пену слюнявых
брызг на стекле. Мне лично показалось, что Динь-Динь просил Зерель
не забывать кормить их рыбку.