Агафья, оттолкнув цеплявшуюся за нее
Нюрку, кинулась следом.
- Захар! Захар! Погоди, Захарушка! –
бросилась ему наперез жена. – Погоди!
- Уйди! – взревел Захар не своим
голосом, отталкивая Агафью с дороги.
Упав от толчка мужа, Агафья быстро
встала на четвереньки, потянулась и успела схватить того за ногу,
подползя и прижавшись к ней грудью.
- Захарушка!
- Уйди, сказал! Пусти! Вот баба
дура! – зарычал Захар, хватая жену за волосы. – Пусти!
- Не пущу! – рыдающая Агафья еще
крепче вцепилась в ногу мужа, и подняв к нему залитое слезами лицо,
прокричала: - Не смей! Слышишь, Захар? Не смей!
- Вот дура! Пусти, говорю! Лучше я
ее зарежу, все мясо будет, чем завтра сдохнет, и выбросим! Пусти! –
Захар с силой дернул ногой, пытаясь высвободиться от жены.
- Захар, хоть и сдохнет, а резать не
дам! Покуда солнце не взойдет, даж думать не смей! Кровь пролить
собрался! – повиснув на ноге мужа, голосила Агафья. – Кровью
проклятие омоешь, усилишь да укрепишь его! Не смей!
Захар остановился. А ведь жена-то
права. Зарежь он корову сейчас – и кровь падет на землю, под луною,
в самый полночный, самый страшный час! А ведь Левониха и луну, и
ветер, и землю призывала в свидетели. И окропи он сейчас землю
кровью – жертву духам принесет, своими руками проклятие укрепляя.
Не иначе как колдовки ему разум застили, пытаясь его же руками себя
и детей погубить! Ну нет уж!
Захар в сердцах отшвырнул в сторону
нож, коим коров да поросят резал, отпустил волосы рыдающей у его
ног жены, и, повернувшись к сбившимся в кучку детям, глядящим на
него круглыми испуганными глазами, рявкнул:
- Что застыли истуканами? Ночь на
дворе! Спать всем, и чтоб я шороху до утра не слыхал!
Дети, косясь на страшного в гневе
отца с всклокоченной бородой и налитыми кровью глазами, мышами
шмыгнули в дом. Старшая, Маринка, уложила младенчика в люльку, сама
забившись в угол за нею, стремясь стать как можно более незаметной,
и принялась трясти ее, укачивая брата.
Захар тяжело прошагал мимо
качающейся люльки с младенцем в свой угол и, стянув портки и
рубаху, лег в постель. Но долго ворочался, беспокоя не спавшую
жену, не в силах заснуть. Горькие мысли одолевали его. Но наконец
сон сморил и его.
И снилось Захару, что идет он по
деревне, объятой огнем, превратившейся в пепелище, и не узнает ее.
Горит все вокруг, сама земля пылает под ногами, и злой дым ест
глаза и першит в горле. А навстречу ему, объятая пламенем, сквозь
огонь, по раскаленной горящей земле, шагает Аринка. Губы девочки
крепко сжаты, в глазах отсвет пожара, а с рук, крепко зажатых в
кулачки, огонь, словно вода, стекает на землю. А сама напряженная,
будто кошка перед прыжком… Глядит исподлобья зло, жутко…