Покуда вся семья на полях была,
урожай собирала, с Глебом да на хозяйстве Маринка дома оставалась.
Вот в один день затопила Маринка печь, уложила малого спать в
люльку, сама за дровами в дровяник побежала, чтоб дров для печки
натаскать, значит. Стала дрова-то брать, да видать, одно как
неловко взяла, поленница-то возьми да и обвались. Ее и засыпало
дровами. А одно полено, падая с самого верху, по голове ей сильно
стукнуло. Да и остальные полешки потом еще добавили. Сомлела
Маринка – много ли надо десятилетней девчонке? Там, под дровами,
так и осталась лежать.
Вернулась семья с поля – Захару аж
подурнело. Дом снутри весь дымом затянут, аж в окнах бело, и со
всех щелей дым валит. Кинулся Захар к дому, Маринку кликая во все
горло:
- Маринка! Маринка, бесова дочь! – а
Маринка молчит, не отзывается…
Влетел Захар в дом, а там все
белым-бело от дыма, не продохнуть. Маринка печь-то дровами на угли
забила, а заслонку, чтоб дым-то в трубу шел, открыть
позабыла, вот весь дым в горницу-то и натянуло с печи. Стелется дым
по горнице, лишь возле самого пола его поменьше. Глаза
слезятся, кашель грудь рвет, дышать нельзя вовсе. Закрывая рот и
нос рукавом рубахи и щуря глаза, в которые будто соли горсть
сыпанули, Захар бросился к окнам. Раскрыл одно да в него высунулся
чуть не по пояс – отдышаться сквозь рвущий грудь кашель пытался.
Глотнув чуть воздуху, остальные окна раскрывать принялся. Последнее
то уж из последних сил едва открыл, да там, возле него, и свалился
без чувств на пол, дыма наглотавшись.
Не дождавшись мужа, вслед за Захаром
и Агафья в дом кинулась. Дыма-то уж поменьше стало, потому она,
хоть и кашляла да задыхалась, но всеж дышать уже могла. Захара она
сразу увидала, лежащего посередь комнаты. Испуганная, не знающая,
как помочь, и понимая, что ей его не вытащить, Агафья огляделась,
и, увидав ведро с водой, стоявшее возле печки, схватила его и всё и
выплеснула на мужа.
Захар застонал, зашевелился. Агафья,
причитая, кинулась к мужу, который, кряхтя, пытался на карачки
подняться, но взгляд ее за люльку зацепился. Женщина, резко
развернувшись, схватила люльку, дернула к себе, и, заглянув в нее,
заголосила.
В люльке лежал Глебушка. На губах
пена застыла, личико синее, из носа кровь лилась, да уж перестала.
Рухнула Агафья на колени перед люлькою, запричитала. Захар, с
трудом вставши на ноги, шатаясь, подошел и, охнув, схватил сына и,
сшибая углы и косяки, ровно пьяный, вывалился на улицу.