- Михель. Хватит паясничать, в конце
концов. Мы же договорились, что тет-а-тет мы говорим совершенно
свободно...
Вы мне нужны! Я хочу обсудить с Вами
содержание документов, что были переданы мне через Вас моим
августейшим кузеном, и с которыми я, наконец, вполне
ознакомился.
- Простите, Экселенц. Но разве мне
положено…
- Ну, хватит уже. Мой дорогой Пауль,
Ваш дружок и собутыльник, достаточно много порассказал мне о Ваших
талантах и кругозоре в вопросах, меньше всего относящихся к сфере
деятельности эскулапа. Да, и в самом деле, не думаете же Вы, что у
меня тут совершенно некому всадить шприц в императорскую
ягодицу!?
- Значит, все-таки, с Вашей стороны
это была ловушка, Экселенц? Возможно, что и ухо у Вас во второй раз
не разболелось вовсе, да?
- Нет. Ухо на самом деле здорово
болело.
- Слава Богу, как ни отвратительно
говорить такое о болезни. Поскольку применение этого препарата до
сих пор дело рискованное, о чем Вы прекрасно знаете и...
- Знаю. Да и не собирался я никого
«ловить». Что за нелепица такая! Просто Гинце давно уже
информировал меня о том, что по его скромному мнению, многое в
повестке дня совещаний по флотским делам у царя, появилось явно не
без Вашего персонального участия. Ни за не поверю, что Вы не
поняли, что наш Пауль человек наблюдательный и рассудительный, - С
этими словами Вильгельм подошел к своему бюро, открыл один из
ящичков, и, достав оттуда пару листков бумаги, неторопливо, что
говорится «с чувством, с толком, с расстановкой» зачитал
следующее:
- «Зная адмиралов Дубасова,
Верховского, Авелана, Абазу, Скрыдлова, Бирилева и Ломена, я готов
дать свою голову на отсечение, что и десяти процентов всех этих
идей и предложений от них исходить не могло. У Макарова,
Рожественского, Чухнина, Ратника, Кроткова, Пилкина или Великого
князя Александра Михайловича - свои стереотипы. Так что, как
минимум три краеугольных вопроса, а это: отказ от достройки
заложенных броненосцев, новые снаряды и их начинка, а также будущая
линейка 52-калиберных орудий, аврально начатая разработкой у
Бринка, не могли быть ими поставлены. Да и удивление, если не
сказать шок, у некоторых из них от всего этого, были весьма
красноречивыми, как и реакция генерал-адмирала. Несчастный Великий
князь несколько раз явно находился на грани истерики и
апоплексического удара, - столь решительно, если не демонстративно,
Император помыкал его мнением при принятии важнейших решений.