Она стояла в двух-трёх шагах от мёртвого старика и, чувствуя
себя… странно, думала только об одном: эта обязанность перестала
существовать вместе с дедом Колей, а ей почему-то всё равно. Но что
хуже – она думала не о том, что старика жалко. Она думала о том,
что лишний рот в их положении… «Не хочу об этом думать! Не хочу!
Почему я об этом думаю?! Я не безжалостная! Я целительница, а
значит, должна пожалеть его! Но почему… Я же должна быть
милосердной! Я целительница!» Лиза видела себя со стороны: стоит,
прижимая к животу кастрюльку, равнодушная, странно только, что
слёзы бегут настоящие, не выжатые, а она всё равно продолжает
думать о лишнем рте…
Холод пробрал до костей. Поневоле содрогнувшись, девушка пришла
в себя. Слёзы вытерла и вышла в коридор. Постояла перед дверью к
тёте Маше и постучала.
Та открыла сразу.
- Чего с утра дубасишь? – недовольно было начала она и осеклась,
всмотревшись.
- Дед Коля умер, - бесстрастно сказала Лиза. Постояла, не видя
никого в пелене подступающих слёз, и разрыдалась.
Пришла в себя, сидя на кровати. С удивлением обнаружила на
плечах чью-то кофту, а в руках вместо кастрюльки с кашей – стакан
воды. На стуле перед ней сидел Егорка, который держал в руках
полотенце.
- Лизка, не плачь, а? – прогундосил он, сам весь зарёванный.
Девушка посмотрела на него бессмысленно. Перед глазами всплывали
последние дни со стариком. Особенно один момент: дед Коля заснул
после завтрака, и она, Лиза, перемигнувшись с Лилькой, протянула
над ним руки к сестрёнке. Пустырник узнали обе. Но как же поздно
она поняла, что два других растения – не из их мира. Глядя на
Егорку и не видя его, Лиза вспоминала старика и думала о том, что у
него, скорее всего, не выдержало сердце. Одно дело – быть
инвалидом, к которому часто приезжают его дочери. Другое – лежать
целыми днями в странном мире, где нет привычной заботы родных, а
есть горькое убеждение, что он для своих недавно таких приветливых
и сочувствующих соседей всего-навсего… лишний рот.
- Тётя Маша где? – наконец сумела спросить она.
- У деда Коли, - вздохнул Егорка. – И тётя Клава там, и тётя
Зоя, и тётя Нина. Только тётя Аня не пошла – говорит, что и так с
сердцем плохо. И тётя Надя тоже – она детей не может оставить, а
сидеть с ними некому.
Внутри Лизы всколыхнулась злость: а ты, Егорка? Тётя Надя,
которой нет и тридцати, живёт на твоём этаже – далеко ходить не
надо! Почему же ты не пошёл ей помогать? Ведь всего лишь
проследить, чтобы малышня не разбежалась куда не надо!