Они лежали на кровати и просто молча
глядели друг на друга. Мэй все еще смотрела на него с сочувствием.
А Илон улыбался ей в ответ, потому что кошмар отступал, растворяясь
в свете наступившего дня. Жуткие воспоминания, проведенные в белой
комнате, терялись в темных закоулках разума; грязное от крови и
слизи лицо человека из сна постепенно исчезало из памяти,
оборачиваясь еще одной серой могилой на широком и частном кладбище
ночных кошмаров.
Мэй была красива. Ее шелковистая
кожа с легким загаром, ее густые темные волосы, поблескивающие на
солнце. Ямочки на щеках, нежный голос и пухлые розовые губы.
На днях он узнал, что ее имя
означает «слива». Сперва ухмыльнулся, а потом подумал, что Мэй —
самая прекрасная и сладкая слива, которую ему приходилось видеть,
щупать и пробовать на вкус. Хорошо, что она сейчас находилась
рядом, обогревая его теплом своего присутствия.
— Что тебе снилось?
— Не помню, — отмахнулся Илон,
впервые после пробуждения оторвав от нее взгляд.
— Врунишка, — она улыбнулась и
коснулась указательным пальцем кончика его носа. — А что говорит
психолог?
— Я же тебе уже объяснял. Мол, это
мое истинное «я» рвется наружу через подсознание и все такое, —
Илон задумался. — Возможно, он прав. Нет, я даже уверен, что он
прав. Но для этого совсем необязательно было к нему летать. Мне и
так известно, что со мной.
— А он предложил какое-нибудь
лечение?
— Как будто ты их не знаешь. У них
всегда два решения: виар или шэллтерапия. Но, как ты уже успела
заметить, первое мне помогло не особо. А со вторым… Над этим я еще
думаю. И… работаю.
— Ты снова к нему пойдешь, к своему
психологу… как его там?
— Шварц. Нет, — Илон поморщился. —
Напрасная трата лайков. Лучше бы отложил их для цифратория. Мне
кажется, если Эдвард победит на предстоящих выборах, то это избавит
меня от кошмаров.
— Сколько еще?
— Месяц. До выборов месяц.
— Надеюсь, у тебя все получится.
Поддержка — именно то, что ему
сейчас было необходимо. Не психолог-мозгоправ, не погружение в виар
или шэллтерапия, а несколько ободряющих и ласковых слов,
произнесенных близким человеком. Поэтому Мэй невозможно было не
любить. С ней рядом как будто вечно сияло лето — теплый солнечный
день, пронизанный тонкой ленточкой ветерка для свежести и прохлады.
Она всегда подбирала нужные слова, всегда находилась рядом, когда
он в ней особенно нуждался, и всегда чувствовала, чего он хочет.
Зоя, его бывшая, — эта рыжая бестия — сейчас бы… А еще Мэй
напоминала ему маму — не ту Ма, чей назойливый голос постоянно
гудел в голове, а настоящую маму, от которой он когда-то сбежал,
чтобы покорить город, а потом и весь мир.