С достоинством поклонившись добровольцу, я медленно потянул меч
из ножен. Привлекательность тщательно орнаментированной рукояти
лишь усилила эффект от извлеченной на свет ярко-светлой стали
клинка. Зал наполнился легким гулом, в котором слышатся как
восторженные, так и презрительные голоса. Ну, неверующие сейчас
сильно удивятся.
— Пусть бьет навстречу моему удару.
Толмач перевел, юноша пренебрежительно хмыкнул, но согласно
кивнул. Несколько картинным жестом я поднял клинок плашмя перед
собой, так чтобы он оказался посередине туловища... и с силой
рубанул навстречу удару нетерпеливого яса.
Сталь с хрустом схлестнулась — и добрая треть меча яса полетела
в сторону. Я едва-едва сумел задержать свой удар у плеча парня, чьи
глаза наполнились ужасом уже после того, как я остановил
движение.
Гул в зале усилился, в нем теперь различимы лишь удивление и
восторг. Повернувшись к царю, я встал на колено и поднял клинок
перед собой на вытянутых руках.
— Искусство ковки мечей из «небесного металла» известна лишь на
севере Руси — и это не ложь! Позволь же, музтазхир, преподнести его
как залог нашей дружбы...
Дургулель жестом прервал толмача, повторяющего за мной, и
произнес короткое предложение — он еще не закончил говорить, как
вперед вышел воин, до того стоящий за правым плечом царя. Одного
взгляда на его пластичные движения, легкий шаг, хищные, полные
уверенности глаза мне хватило, чтобы я внутренне напрягся. Хоть
этот яс также далеко не стар, он явно не из неопытных юнцов и цену
себе знает.
И только сейчас до меня дошел смысл сказанного толмачом:
— Музтазхир говорит, что твой меч хорош, но не лучше его
собственного меча. Пусть его носитель и первый телохранитель Сарас
испытает царский клинок, а ты испытаешь свой. И уже тогда музтазхир
решит, брать ли от тебя подарок или нет.
— Но я же...
Мои слова прервал шелест извлекаемого из ножен меча, а мой
взгляд уткнулся в его темную, дымчато-волнистую сталь.
Черный булат!
В горле мгновенно пересохло: я вспомнил все, что слышал о
харалуге и черном булате.
Если коротко, новгородские мастера ковали харалуг с добавлением
«небесного», то есть метеоритного металла — к слову, первого, из
которого человечество научилось хоть что-то изготовлять (он ведь
встречался на поверхности). Если обычное оружие ковалось из
«болотной», сырцовой руды и, кстати, само по себе являлось не таким
уж и плохим, то метеоритное железо добавляло клинкам легирующие
свойства. Воспроизведенные в конце двадцатого века клинки обладали
твердостью 67—68 единиц по Роквеллу, при этом сохраняли высокую
динамическую вязкость! То есть очень твердые клинки не были очень
хрупкими — обычно эти свойства взаимно исключают друг друга. И да,
харалуг действительно резал простую кованую сталь норманнских или
франкских мечей, чья твердость достигала лишь 55—57 единиц.