Владимир знал это состояние. Ловил его пару раз во время
оперативной работы, а разок и в молодости. Тогда он чуть было не
уехал «валить лес». Заступился за девчонку, которую какой-то хмырь
прижал в подворотне. Потом на суде Владимир удивлялся — совсем
мальчишка же. К счастью, его откачали, поэтому обвиняли Владимира
не в убийстве, а в причинении умышленного тяжкого вреда здоровью. К
тому же девушка, которую ублюдок пытался изнасиловать, выступила на
процессе в качестве свидетеля, из-за чего судья приняла сторону
обвиняемого, и назначила ему лишь исправительные работы.
Пострадавший же на суде мог только кивать или качать головой —
челюсть у него к тому моменту еще не восстановилась. Заплывшим
глазом он то и дело с ужасом косился на Владимира — тогда еще
четырнадцатилетнего подростка из интеллигентной семьи — и что-то
возмущенно мычал.
То же самое произошло и сейчас. «АЗУ упало», как говорили
частенько в органах. Зарычав, Карелин-младший рванулся на
собственного отца, не обращая внимания на впившиеся в плечо
ножницы. Перед собой он теперь видел не больного родителя, но
злейшего врага, вошь, падаль, тварь, что подняла руку на его
маленькую принцессу, и теперь жаждал возмездия.
Старик грохнулся спиной совсем рядом с Агнией, точно дед присел
поболтать с внучкой. Затылок его с глухим стуком ткнулся о
подоконник, но это, похоже, лишь прибавило ему злости.
Карелин-старший всегда обладал недюжинной мощью для человека такой
интеллигентной профессии как историк, и даже сейчас, скорбный
разумом, он не потерял ни моторных навыков, ни выносливости,
вопреки прогрессирующей деменции.
Его стопа взлетела с пола и саданула Владимира снизу в пах,
отчего у того тут же потемнело в глазах. Сжав артритные пальцы на
рукоятке ножниц, он щелкнул ими, выщипнув у сына из плеча кусок
плоти, после чего с силой выдернул их из «Волшебника изумрудного
города», намереваясь всадить в кровь от крови своей. Видя
приближающийся к лицу блестящий металл, Владимир был уже неспособен
думать. В пустой черепной коробке плескался гремучий коктейль из
боли и ярости. Отключив сознание, он просто позволил рукам
действовать.
Правая мягко, но настойчиво, точно танцевальный инструктор,
взялась за острый локоть Егора Семеновича, левая же легла на
запястье, перенаправляя лезвие. Движения были плавны и лишены
агрессии, все, чтобы не погасить инерцию, позволяя совершить одно
единственное па.