«Пижамку теперь не отстирать» — подумалось Владимиру
невпопад.
Стоило Агнии оказаться на земле, как тело Татьяны Ильиничны
рухнуло наземь, точно игрушечный робот, у которого кончился
завод.
— Папа! — размазывая слезы и кровь по щекам, Агния бежала к
отцу, и ему ничего не оставалось, кроме как обнять собственное
чадо, прижать ее к себе. Мокрая от крови одежда тут же пропитала
футболку и штаны Владимира. Обнимая дочь, он расширившимися глазами
смотрел над ее плечом на продырявленный труп сиделки. В голове
пульсировало отцовское «Маньячка! Дьяволица! Чертовка!»
— Пойдем, детка, домой? — спросил он, точно ничего не случилось,
точно она лишь потерялась в торговом центре или поцарапала коленку,
а не пробралась сквозь грудную клетку пожилой женщины, подобно
инопланетному чудовищу из фильма. Взяв дочь на руки, он развернулся
и зашагал к дому, оставляя кровавый след на гравии.
Подходя к забору, он уже мог видеть, как смотрит на них
Артем из окна. Его открытый рот и выпученные глаза были
красноречивее любых слов — он видел все. Женя все так же сидела,
закрывая лицо, а над ней, согбенный, нависал мертвый старик.
— Дедушка! Не пугай маму! — громко скомандовала Агния. Тут же
кадавр выпрямился и застыл, подергиваясь, по стойке «смирно». — Иди
обратно в чулан и ложись спать!
Бледный мертвец по-солдатски развернулся на одной пятке и,
широко разбрасывая ноги, зашагал в дом. Грохнула, становясь на
место, крышка погреба — старик ушел на свое «место», точно
послушная собака.
На крыльцо, в одних лишь трусах, ссыпался Артем. Такой же
бледный, как его названный дед, он открывал и закрывал рот, не в
силах что-то сказать. Наконец, он выдавил:
— Чудовище! Мелкая, ты чё натворила? Бать, брось ее! Брось!
Под сердцем у Владимира что-то ёкнуло. Кто чудовище? Его
принцесса? Нет, не может быть. Это досадная случайность, какое-то
невероятное стечение обстоятельств, не может же восьмилетняя
девочка… И восставший мертвец… Ответ напрашивался сам собой — ему
все это снится. И медленно, будто во сне, головка Агнии оторвалась
от отцовской груди и повернулась к брату.
— Не надо меня так называть! — сказала она с нажимом и легкой
дрожью в голосе, какая бывает в жаркий день на горизонте. — И папа
меня ни за что не бросит! Правда, папа?
— Правда, милая, правда! — машинально согласился Владимир,
кивая. Скорей бы уже этот кошмарный сон кончился. А что, если и
прошлая ночь была сном? Завтра он проснется, зайдет в баню,
накормит отца с ложки, и все будет как раньше. Впрочем, убитый
бельчонок был вчера. Был ли это тоже сон? Или все же кошмарная
реальность? Он чувствовал, что сходит с ума…