— Бать, ты не одупляешь? Что ты стоишь? Это не Агния, это
какая-то неведомая ебаная...
Раздался какой-то странный гул, от которого у Владимира заныли
зубы. А следом Артем замолчал. Подбородок его задрожал, лицо
побледнело еще больше, став совсем пепельным. Схватившись за
челюсть, Артем упал на крыльцо, как подрубленный и завыл, почему-то
зажимая себе рот.
— Вот тебе! — с детской назидательностью сказала Агния. — Будешь
знать.
Спустившись с папиных рук, она с достоинством проследовала в
дом, слегка ткнув в плечо старшего брата, и тот рухнул на доски,
расцарапывая себе щеки до крови.
***
За столом царила напряженная, густая, наэлектризованная тишина.
Казалось, стукни вилкой о тарелку чуть громче, чем положено, и все
взорвется.
Поглощая яичницу, Владимир старался не думать о том, что
произошло за последний час, иначе можно было сойти с ума.
Перво-наперво Агния «откомандировала» тело Татьяны Ильиничны в
погреб — к Егору Семеновичу, пусть, мол, там за ним присматривает.
Из комнаты наверху до сих пор раздавался вой Артема. Попытки с
десятой он согласился дать Жене посмотреть, что произошло. Та лишь
ахнула, заглянув сыну в рот — все его зубы теперь напоминали
уродливые чашечки. Открытые каналы кровоточили, внутри бились
раздраженные набухающие нервы. Каким-то непостижимым образом Агния
наказала брата, стащив с его зубов всю эмаль и обнажив пульповые
камеры, так что теперь даже собственное дыхание и слюноотделение
причиняло бедняге невыносимую боль.
Однако при попытке отвезти его к врачу Агния разозлилась. Гудеж
наполнил участок, точно кто-то выпустил целый рой злющих шершней.
Мир вокруг замироточил какой-то болезненной неправильностью, от
которой болели глаза и вставали дыбом волосы. Барабанные перепонки
будто прокалывали длинной острой спицей, а зрение подводило.
Объекты — здание гаража, ворота, скамейка на крыльце — плыли,
искажались, и пугала сама мысль, что, возможно, дело вовсе не в
зрении, а ползет по швам, плющится и искривляется сама
реальность.
Агния не хотела никуда ехать. Она хотела блинчики, поэтому
теперь Женя стояла у плиты и машинально, будто автоматон, жарила
один лист теста за другим и вздрагивала от страдальческого воя со
второго этажа, пока ее дочь уплетала лакомство за обе щеки, болтая
ногами.
— Детка, — осторожно обратилась к Агнии Женя, — Тебе правда
совсем не жалко брата?